– Серен, дорогая…
– Я не издам ни звука! Я даже буду вышивать. И слушать, – теперь уже с отчаянием умоляла Серен. – И Томос тоже наверняка захочет, чтобы я приходила. – Она твёрдо и многозначительно посмотрела на друга: – Правда же, Томос? Скажи ей!
И тут произошло самое неожиданное.
Томос только пожал плечами и тихо произнёс:
– Извини, Серен, но, видишь ли, миссис Ханибон права. Латынь тебе не понадобится, так что не стоит тратить время на её изучение. Если хочешь знать, тебе даже повезло.
Повезло?
– А как же стрельба из лука? – резко спросила девочка.
– То же самое. Это нечестно, что отец должен платить за нас обоих.
Внизу прозвучал гонг – приглашение к обеду. Но Серен была настолько потрясена, что застыла на месте.
Томос сложил карандаши в пенал.
– Тот карандаш можешь оставить себе, если хочешь, – сказал он. Потом они с миссис Ханибон вместе вышли из комнаты; гувернантка нежно потрепала его по волосам рукой в перчатке.
Серен пришла в бешенство и стала лихорадочно водить кругами карандаш по бумаге, так что в конце концов грифель сломался, и девочка отбросила его. Что случилось с Томосом?! Они всё делали вместе, и вдруг он предаёт её и советует учиться рукоделию.
Рукоделие!
Серен ненавидит это занятие, и Томос об этом знает.
Через некоторое время девочка спустилась в столовую, опоздав к обеду, но леди Мэр ничего не сказала. Серен ела молча и слушала.
Вдруг миссис Ханибон, широко улыбаясь, сказала:
– Наша бедная сиротка сегодня не в духе?
Серен тоже широко улыбнулась в ответ.
– Она больше не сирота, миссис Ханибон, – возразила леди Мэр.
– Конечно, миледи, извините, – проговорила гувернантка.
Но слово было сказано. И Серен узнала, что улыбки миссис Ханибон сочатся ядом.
Весь день Серен провела в комнате миссис Вильерс вместе с миссис Робертс, пытаясь вышивать. Иголкой с ниткой она владела – в приюте Святой Девы Марии воспитанницы много шили. Но, уколов палец в шестой раз, Серен потеряла терпение и смяла крошечный платочек с пятнами крови и наполовину вышитой буквой «С» в углу.
– Ненавижу вышивать! – прошипела девочка. – Нечестно, что мне нельзя делать то же, что Томосу!
Она представила, как Томос сейчас на лужайке туго натягивает тетиву и стрела со свистом прорезает воздух и попадает в цель!
Миссис Робертс бросила тревожный взгляд на дверь кладовки.
– Успокойся, дорогая, ты скоро научишься.
Но Серен не хотела этому учиться. Она вскочила и заглянула в кладовку – маленькое помещение со стеллажами, столом и раковиной, где, закатав рукава, суетилась миссис Вильерс. В воздухе висел восхитительный запах джемов, желе, повидла, солений и соусов, расставленных по полкам в банках с аккуратными наклейками и тряпичными крышками. На столе высились большие горки яблок, груш, ежевики и слив, словно весь осенний урожай уместился в этой каморке.
Рот Серен наполнился слюной.
– Не мешай мне, Серен. – Миссис Вильерс процеживала абрикосовое желе через муслиновую ткань. – Я и так вся забрызгалась.
– Как вкусно пахнет. – Девочка пожалела, что нельзя сунуть в абрикосовую массу палец. – Миссис Вильерс, что вы думаете о новой гувернантке? – вдруг спросила она.
Миссис Вильерс немного подумала.
– Ну, – рассеянно произнесла она, – похоже, она своё дело знает. Одета она, на мой взгляд, не по своему положению, но…
– А вам не кажется… – Серен помедлила, – что она немного странная?
Миссис Вильерс быстро глянула на девочку.
– Ничуть не кажется. Очень милая женщина. – И экономка добавила: – Не вздумай облизывать эту ложку.
В тот вечер, лёжа в постели, Серен подумала, что «странная» – неподходящее слово. Вернее было бы сказать «фальшивая» или «хитрая».
Девочка не сомневалась: в доме происходит что-то недоброе, и началось это с приездом гувернантки. Весь день в коридорах стояла столбом пыль, а в комнатах мерцал какой-то тусклый свет. Горничной Лили приходилось то и дело подметать холл. «Вездесущие листья! – ворчала она. – Только уберёшь, тут же появляется ещё больше, хотя все двери закрыты. Они заполонили дом».
В Плас-и-Фране ощущалось беспокойство и раздражение. Шторы колыхались, половицы скрипели, предметы мебели стояли не на своих местах.
Капитан Джонс сегодня отбыл в Кардифф[2] до следующей недели.
Свернувшись калачиком в тёплой кровати, закрытой занавесками, Серен поёжилась. Обычно она чувствовала себя здесь в безопасности. Но слова Томоса её взволновали.
Неужели он действительно возмущён тем, что его отец тратит на неё деньги?
Внезапно откуда-то издалека чуть слышно донеслась нежная скрипучая мелодия.