Розентрэгер взошел на кафедру. По рядам людей, только что завороженно слушавших музыку, будто пробежала волна. Напрягшись, тела подались вперед (так исполненные ожидания мясистые плотоядные растения поворачиваются к потенциальной жертве, незаметно для себя переступившей черту внешнего сигнального круга); шеи вытянулись, руки начали нервно теребить молитвенники, медленно вертеть шляпы, будто перебирая четки; облачка дыхания, выходящего из многих уст, были невидимыми, но, когда и в самом деле зазвучал хорошо поставленный голос суперинтендента, сквозь весь сумеречно-мерцающий церковный неф пронесся общий вздох облегчения. Розентрэгер заговорил о 13 февраля. Мено почувствовал: это не то, на что надеялись люди — и что, может быть, имела в виду Мадам Эглантина, когда, запнувшись, выговорила словечко «мероприятие»; воспоминания о воздушной атаке, о войне, об опустошении города, о прошлом — всего этого, конечно, люди ждали, но надеялись-то они на слова о сегодняшнем дне. И когда такие слова наконец пришли, то показалось, будто молния, сверкнув, прорвала темную тучу недовольства— так быстро слушающие подняли опять головы к Розентрэгеру (которого Барсано, как сейчас вспомнилось Мено, однажды публично назвал нашим главным врагом). Этот худой человек с прямыми, небрежно разделенными на пробор волосами говорил сейчас такие вещи, которые другие отваживались высказывать вслух разве что шепотом, прикрыв рот ладонью, — а вообще предпочитали ни с кем ими не делиться. Снова и снова Мено всем телом чувствовал, как цепенеют люди вокруг, когда Розентрэгер говорит о «заблуждениях», о правде, которая может быть единой и неделимой только в Боге, но никак не у той или иной партии; когда он сравнивает правду с зеркалом, показывающим не наши прекрасные желания, но действительность, порой неприглядную (в правильности последнего сравнения Мено, из-за въевшихся ему в плоть и кровь интеллигентских привычек, убежден не был). Этот человек, решил он, понаблюдав некоторое время за проповедником, — не авантюрист, которого, возможно, захлестнула волна благодарности, заставив покинуть гавань жизненно необходимых предосторожностей; но и не честолюбец, для которого всякий раз, когда он поднимается в священническом облачении на кафедру, восходит его личное — маленькое — тщеславное солнце. А просто он говорит простые истины. То, что он делает здесь, в церкви, перед тысячами слушателей, — удовлетворение давно назревшей у людей потребности, а вовсе не происки «изолированной клики», как Барсано величает тех, кто ходит на богослужения в церковь Святого Креста. Здесь кто-то вырвался за границу молчания, нежелания видеть очевидное, страха; сам Розентрэгер, конечно, испытывал страх — это Мено вычитывал из жестов проповедника, чересчур нервных (что со временем, вероятно, повредит его репутации в глазах невозмутимых летописцев нынешних событий); но люди, за которыми Мено сейчас наблюдал, в алчущей тишине буквально впитывали его слова. Может, в том-то и было дело: что Розентрэгер не рассуждал как партийный пропагандист, глыбоподобный и властный, наставляющий паству, склоняясь к ней с облаков якобы известных ему исторических законов; нет, Розентрэгер то и дело поправлял очки, говорил свободно, но как бы все время подыскивая на ощупь нужное слово, держался прямо, расхожих фраз не употреблял; он явно испытывал страх — и все же продолжал говорить.
Рихард попросил Роберта остановиться у поворота к каменоломне{48}. Последний маленький отрезок пути ему хотелось пройти пешком, невзирая на сарказм Анны; зато вернется он на «испано-сюизе»{49}, со всей подобающей помпой: будет медленно приближаться, глаза в глаза; да и Роберта он рассчитывал поразить, своего видавшего виды сына (пусть разделит его триумф). Каким чистым был воздух — эскиз еще не наступившей весны; птица вспорхнула с ветки, осыпав Рихарда вспугнутыми водяными каплями.
48
Речь идет о каменоломне, выделенной для работы скульпторам, членам Союза творческих работников.
49
Барселонская автомобильная фирма «Испано-сюиза» существовала в 1904—1944 гг.; машины этой марки были очень престижными и дорогими, сейчас они являются предметом коллекционирования.