клик,
кнопка радиоприемника
Идеалы! Ведь для тебя, любимая! Не жаль
артиллерийский огонь, ближний бой, белесые глаза русского, потом — он уже надо мной, его шумное дыхание и грязный воротничок, я вижу четко очерченный контур облака над занесенным ножом
Не жаль никого из тех, что пали в бою
капельки пота на чужом лбу, солдат видит родимое пятно и одновременно — сцену из кукольного спектакля своего детства, красивый пестрый костюм Арлекина, он снова пытается отбиваться ногами, пытается крикнуть, но чувствует: не одолеть ему этого русского, который дерется молча, который сильнее его, нож приближается, однако внезапно русский дергает головой, глаза у него расширились, он открывает рот
Безусловная воля к победе и фанатичная боеготовность немецкого солдата одолеют врага
открывает рот в гримасе беззвучного удивления, капитан заколол его со спины
каждая пядь земли будет обороняться до последнего патрона
кровь хлещет у русского изо рта, попадая в лицо солдату
пока останется в живых хоть один боец
С тебя, дружище, причитается
сказал капитан, обтирая клинок о рукав шинели
— клик, —
сказал Эшларак, — кнопка радиоприемника
клик, и по вечерам, в отеле «Люкс», мы все становились стеклом: такими же хрупкими, как стекло, едва заговорит телефон, а при любом жужжании лифта — бездыханными: Шаги, куда они? Не к твоей ли двери? Каждая ночь казалась событием истории Земли, мы неподвижно лежали на мембране гигантского стетоскопа, ночь была царством Шлангенбадера.
ДНЕВНИК
Вечером у Никласа. Разговор о «Моцартовой новелле» Фюрнберга — Никлас согласился с моей оценкой, что меня крайне удивило, мне даже захотелось еще раз обдумать свое мнение; тут в комнату вошла Гудрун: сказала, что мы непременно должны послушать радио. Мы услышали: Смерть в Пекине. Демонстрации. Площадь Небесного согласия. По здешним радиостанциям: танцевальная музыка. Эццо стоически продолжал делать уроки. Снаружи прекрасная погода. Никлас — об «Ариадне» Кемпе, но я ушел. Запах глициний на улице, перед «Домом глициний», это имя придумал Кристиан — как, интересно, у него дела? Мерцающие цветы; весь дом, казалось, охвачен их ароматическим пламенем.
— клик, —
рассказывал Старец Горы, —
С собой шмат сала
и — могилы в снегу, железные кресты с висящими на них автоматами или стальными касками, открытые братские могилы, полные окоченевших лиц, пулеметные гнезда, а там: замерзшие — будто они заснули, обнявшись, — бойцы в белых маскхалатах
С собой шмат сала
и срезали в рутенских лесах{86} — с повешенных, задушенных и расстрелянных — всю кожаную амуницию, прямо с тела, чтобы потом варить ее в наполненных снегом стальных касках: размягчить и жевать, проглатывать, давясь, лишь бы заглушить голод, — вместе с огарками свечей, еще имевшимися в запасе у повара; размягченные в процессе варки кусочки кожи и сальные свечи — вот что жрали солдаты, да еще тонкую кору осин
щелкнула зажигалка, фирменная, из «Аптеки Сертюрнера»{87}, факел загорелся, солдат тряхнул головой, предостерегающе поднял руку
Ты что это, вздумал мне помешать спалить проклятую жидовскую берлогу, насмешливо спросил заместитель ортсгруппенляйтера в Буххольце{88} и горящим факелом указал на рассадник нечистой силы: дом братьев Ребенцолей, богатейших купцов в местечке, которые раньше регулярно приглашали к столу бургомистра, окружного врача, пастора и аптекаря; теперь-то на их двери и в простенках между разбитыми окнами красовались желтые звезды
86
Рутенами когда-то называли коренное славянское население австро-венгерских земель: в основном района Карпат, Галиции, Буковины.
87
Фридрих Вильгельм Сертюрнер (1783-1841) — немецкий фармацевт и изобретатель морфина, его именем названы аптеки в разных немецких городах.
88
В романе раньше упоминалось, что Старгорски, он же Старец Горы, был сыном владельца «Аптеки Сертюрнера» в местечке Буххольц, в Исполиновых горах (часть Судетской области, ныне — на территории Польши и Чехии). Прототип Старгорского — Франц Фюман (1922-1984), сын аптекаря из Рохлица (Чехия), который с 1938 г. служил в войсках СС, воевал в Греции и России, в 1945-м попал в плен и был направлен в антифашистскую школу в Ногинске (под Москвой). В 1949-м вернулся в ГДР, стал известным писателем, поддерживал авторов-диссидентов.