Была и ещё одна — третья причина похода: желание Юлюя Чуцая зашвырнуть подальше своих противников-несториан.
Была и четвёртая: заставить Субэдэя воевать в нужное время в нужном месте.
Одной сетью сразу четырёх дроф — это было в его, Чуцая, духе.
И вот — удалось. Пока утопали основные силы Бату в урусутских снегах, сын Тулуя, неистовый Мунке, сумел не столько разбить, сколько убедить здешних кыпчаков — называвших себя куманами — не поддерживать неудачника Бачмана (отловленного и убитого на одном из итильских островов), а искать свою судьбу в рукавице монгольского джихангира. Сын героя джурдженьской войны обрушился молниеносным рейдом на куманские зимовники, где хранились запасы сена.
Доброе слово, как известно, убеждает голодного быстрее, чем сытого, и после захвата зимовников Мунке сдавались охотно. Тем более что сдача эта означала не тяжёлое рабство, а манило будущей добычей в новых боях.
Теперь, после гибели несчастной мелькитской столицы Кива-меня, все кыпчаки от Иртыша до Борисфена благоволят джихангиру, но...
Но не обманывай сам себя. Все, да не все.
Сеть, накинутая на половцев-куманов, оказалась дырявой... Хитрый хан Котян с западного края степи успел-таки вырваться, ушёл в венгерские степи. Пытаясь влезть в его шкуру, Бату понимал: Котяну покоряться резону нет, и вот почему: на западе раскинулась мягкая, приветливая венгерская степь-пушта[114].
Знал хитроумный: не откажется король венгерский от тысяч верных сабель против своих нойонов—магнатов. Об этом они давно вели тайные переговоры — ещё до вторжения Бату вели.
Хотел туда Котян явиться не беглецом, а покровителем престола. Хотел к своим днепровским владениям ещё и венгерскую пушту приладить. Но явился всё-таки беглецом. Но ведь не последняя на Небе утренняя заря? Так он думает, не так?
Но и этим всё не ограничилось. Данило Галицкий — правитель самых западных княжеств, после падения великого града принял было мирные предложения монголов, но... Но тут-то как раз дошла до него весть, что соперник его Михаил венгерского короля охмуряет, породниться хочет. Такого допустить было нельзя. Что там монголы — с ними вроде и замирились. Но заграбастать венгерскими руками (при помощи тех же половцев Котяна) Волынь и Галич он Михаилу не даст. Ишь, разохотился.
И поспешил Даниил «за гору», в до боли знакомую Мадьярию разрушать коварные планы соперника. Породниться с королём Белой он желал и сам... Участие в этом деликатном деле настырных Ольговичей было ему, мягко говоря, не совсем по душе.
Так или иначе, но оба соперника собрались под крылышком злополучного короля, а это имело самые роковые последствия.
Про «досадное недоразумение» (то, что добрый косяк куманов во главе с Котяном из его загона ускользнул) Бату в послании Великому Хану осторожно умолчал. Только бы дали в Каракоруме «добро» завершить поход, пусть бы и набранные в Коренном улусе войска забрали — он тут не пропадёт. А с половцами Котяна потом, когда окрепнет, Бату договориться сумеет. Что им делить, если, по слухам, есть там, в Венгрии, ковыльные просторы, где Котяновым табунам раздолье?
Бату предвкушал отдых и мир, но люди хана Джагатая оказались не такими простодушными — ответили ударом на удар.
«Дальняя стрела» из ставки в ответ на послание джихангира, в котором он сообщал, что «кыпчакской опасности» больше нет — «Бачман разбит, половецкие степи покорены», — привёз отнюдь не то, что Бату с надеждой ожидал.
— Слышали мы, что хан Котян ушёл с народом своим в Угорскую Пушту и, заручившись поддержкой короля венгерского, замышляет недоброе. Туда же сбежал коназ покорённых тобой земель — Михаил, туда же устремился и галицкий коназ, оба союза против монголов ищут. Не знаешь об этом или утаил такое в послании своём? Смотри — не укуси себя за хвост. Отчего стремишься, где только можно, миловать врагов? Смотри, джихангир. Слышали мы также, что взятые в войско твоё инородцы присягали тебе, а не Великому Хану, — выдал «дальняя стрела» заученное слово.
Бату смутился от такой осведомлённости ставки и понял, что донос Гуюка опередил его, дясихангирова, посланца. А раз так, ногти поздно грызть, поздно сетовать. Любимому Гуюку, сыну Угэдэя, прямому наследнику империи, останавливать поход невыгодно, по крайней мере — сейчас. Думал Гуюк, что силы Бату в походе поредеют, а вышло наоборот, думал, что одни кости в будущих владениях соперника останутся — и тут не угадал. Ну да, Киев разорили, ещё кое-что...