После разнообразных музыкальных видений, созданных в составе трио, той зимой в студии два музыканта звучали жидковато. В 1966-м мы еще использовали четырехдорожечные магнитофоны, но к этому времени метод многократных наложений уже был исследован и расширен Денни Корделлом, Мики Мостом, Джорджем Мартином и другими британскими продюсерами. Его возможности были продемонстрированы на альбоме Revolver, поэтому мы задались целью сделать звучание двух музыкантов сопоставимым с первоначальным звучанием трех. Взрыв, произошедший в 1966-м в области курения марихуаны и употребления «кислоты», также помог изменить практику звукозаписи. Находящемуся под кайфом уху нравится сложность, а кем были Робин и Майк, если не пионерами наркотической культуры?
В настоящее время Эдинбург имеет один из самых высоких в Европе показателей употребления героина. Но жители мрачных кварталов, послуживших в 1990-х декорацией к фильму «На игле», в шестидесятые предпочитали в основном выпивку. Студенты и молодые ребята из среднего класса, бывшие в первых рядах британских исследователей «измененного сознания», жили в неотапливаемых квартирах в прекрасных георгианских[105] зданиях, расположенных в полузаброшенном центре города.
Майк и Робин были частью той среды, в которой гашиш и ЛСД были постоянными факторами дружеского общения. Оба они читали «Лотос и робот» Артура Кест-лера и «Двери восприятия» Олдоса Хаксли, а Робин был знатоком Уильяма Блейка, любимого поэта и художника хиппи. Их подход к наркотикам был для меня знаком и удобен: он напомнил мне «фолкников» из Кембриджа. К тому же в 1966-м наркотики еще можно было рассматривать как благотворное явление: благодаря чистоте препаратов «плохие трипы» были редкостью и жертв употребления «кислоты» практически не было.
Только в Гаване в 1995-м я получал такое же наслаждение от работы в студии, как тогда, когда записывал The 5000 Spirits or the Layers of the Onion. У новых песен The Incredible String Band были странные тексты и яркие мелодии, музыканты постоянно предлагали из ряда вон выходящие идеи для вокальных гармоний и наложений при записи. Самой большой нашей проблемой было втиснуть всю их изобретательность на четыре дорожки. Когда мы закончили запись, я впервые испытал то ощущение, которое позже стал смаковать. Я не мог дождаться момента, когда можно будет выпроводить музыкантов и мы с инженером начнем сводить стереомастер с многодорожечных лент.
Звук, записанный на каждой дорожке, который в те годы мог включать в себя несколько инструментов и голосов, с помощью распределения между двумя каналами мог быть спозиционирован в любом месте стереоспектра, от его левого края до правого. Например, ведущий вокал (и бас, если он был) всегда делился между каналами поровну, что означало, что он исходил из середины. Уровень звука по отношению к другим дорожкам можно было устанавливать ползунком на микшерском пульте. Над каждым ползунком располагались круглые ручки, с помощью которых можно было добавить реверберацию [106] (причем имелись различные варианты по длительности и текстуре) или тонко выверенные высокие, низкие и средние частоты. Таким образом вы, до некоторой степени, создавали идеальное «фактическое месторасположение» для каждого инструмента или голоса. Скрипки у вас могли «находиться» в Сикстинской капелле, певец — в душевой кабинке вашей мамы, а басовый барабан — в спальне Альфреда Жарри[107], отделанной корой пробкового дерева Если дорожка звучала слишком тихо, можно было просто поднять уровень звука. Но если вы меняли ее позицию в стереоспектре, дорожка могла стать более слышимой при том же уровне. Добавив один децибел на определенной частоте, вы могли повысить ее ясность или силу, чтобы она звучала громче, не снижая при этом громкости остальных звуков. Но стакан никогда не может быть более чем полным; если вы увеличивали уровень громкости одного инструмента, то уменьшали уровни всех остальных.
Уроки, которые давал моей бабушке Лешетицкий, научили ее «поющей правой руке»: ноты, образующие мелодическую линию, должны быть хорошо слышны, не будучи громче, чем остальные. Все замыслы композитора понятны, мелодическая линия ясна, но без нарушения равновесия между звуками. Сидение под бабушкиным роялем в детские годы повлияло на меня: идеал, к которому я стремился, состоял в том, чтобы слышать все в равновесии, при этом мелодия должна быть ясно различима.
Сведение было бесконечно увлекательным пазлом, приносящим вознаграждение в виде возможности слушать прекрасную музыку, медленно возникающую перед тобой, подобно отпечатку на листе фотобумаги в ванночке с проявителем Но, работая со звуком, можно по своему усмотрению изменять цвет, контрастность прозаик и драматург, культовая фигура литературного и театрального авангарда, и даже расположение элементов. Перспективу того, что в моей жизни этот процесс будет повторяться бесконечное количество раз, я нашел весьма приятной. Убежденность в том, что значительное количество людей захочет купить эту музыку сразу после того, как услышит, что вы из нее сделали, только усиливала возбуждение. Конечно, такие чувства часто будут иллюзорными, но в случае с The 5 000 Spirits or the Layers of the Onion мои ожидания оправдались в значительной мере.
Глава 16
Когда летом 1966-го я вернулся в Нью-Йорк в отпуск, Джордж попросил меня помочь ему с концертом на открытой площадке Lewisohn Stadium в Вашинггон-Хайтс. Концерт состоял из двух отделений: в одном выступал Miles Davis Quintet, в другом — оркестр Дюка Эллингтона Благоухающим вечером по всему полю стадиона сидело три тысячи зрителей.
В то время на Эллингтона смотрели как на исполнителя, чье время уже немного ушло. Но так как у него был большой джазовый оркестр, динамика концерта требовала, чтобы более мобильный Miles Davis Quintet играл в первом отделении. Их известность в середине шестидесятых достигала наивысшего уровня, какой только мог иметь артист современного джаза (во всяком случае, темнокожий, поскольку Дэйв Брубек даже появился на обложке журнала Time). Они одевались в стиле «Лиги плюща»[108] — облегающие клубные пиджаки от Brooks Brothers[109] или твидовые куртки, рубашки на пуговицах сверху донизу и галстуки, очки в роговой оправе, узкие серые брюки из фланели и коричневые мягкие кожаные туфли типа мокасин. Их волосы были «естественными» и коротко подстриженными. Майлз Дэвис и его музыканты олицетворяли новый в черной общине этос[110], для которого была характерна уверенность в собственных силах. Девушки, которые вертелись вокруг них за кулисами, выглядели либо по моде «Семи сестер» (женский эквивалент «Лиги плюща») — габардиновые юбки, волосы, схваченные лентой, — либо носили объемные афропрически, гигантские золотые петлеобразные серьги и дашики. Сет Майлза был сдержанным и безупречным. После него повсюду пошли рукопожатия и, вероятно, можно было увидеть несколько тогда еще бывших редкостью приветствий «дай пять!»[111], но особых проявлений восторга не наблюдалось. Каждый был в высшей степени крутым и невозмутимым.
105
Общее название различных стадий классицизма в английской и американской архитектуре периода царствования в Великобритании четырех сменявших друг друга королей по имени Георг (1714–1830).
108
«Лига плюща» (англ. Ivy League) — ассоциация восьми частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США. Этот термин подразумевает исключительность в качестве образования, выборность при поступлении и принадлежность к социальной элите.
110
Этос — стиль жизни какой-либо общественной группы, ориентация ее культуры, принятая в ней иерархия ценностей.
111
«Дай пять!» (англ. high-five) — приветствие друг друга хлопком поднятых вверх раскрытых ладоней было характерно для «черной» культуры и не являлось общеупотребительным до начала семидесятых годов.