Посреди своих напряженных профессорских обязанностей и непрекращающихся исследований по другим направлениям, он сумел выкроить время, чтобы выслать в Академию наук полноценное описание пебрины и мер по ее предупреждению. Его сообщение называлось «О безопасности паров креозота при выращивании шелкопрядов». Он повторил свое утверждение, сделанное в предыдущем году, дав ясное описание:
Заболевание вызвано паразитами. Пебрина сразу атакует гусениц извне, микробы паразита попадают из воздуха. Одним словом, заболевание не является зарождающимся изнутри.
Далее он объясняет, как в изолированном месте яйца шелкопряда (или семена, как их называли) обрабатывались парами креозота, исходившими от очень маленькой дозы этого средства. Высиженные таким образом яйца не содержали пебрины. Профессор Бешан никогда не делал бездоказательных выводов, и в его заключении по проблеме пебрины также присутствует убедительная ясность, характерная для каждого его мнения.
Пастер все еще настолько плохо разбирался в вопросе, что даже не мог судить о правильности теории великого учителя из Монпелье. Но этот доклад Бешана, без сомнения, раздражал его: посторонний ученый делал заявления по вопросу, который официально курировал Пастер, получивший благословение прекрасной императрицы. Поэтому 23 июля 1866 г. он наконец разродился сообщением в Академию наук о природе пебрины[92]. Доклад назывался «Новые исследования заболевания шелкопрядов». Обращает на себя внимание великое открытие, которое Пастер сделал во имя «спасения шелководства»:
Здоровый мотылек – это мотылек, лишенный корпускул; здоровые семена – это семена, полученные от мотыльков без корпускул.
Такое самоочевидное заявление попросту смешно! Но его, по крайней мере, нельзя назвать ложным, и Пастер мог бы остановиться, не делая последующих рискованных заявлений. Однако он продолжает:
Я весьма склонен считать, что у шелкопрядов нет никакой болезни. Я не могу яснее выразить свое мнение о болезни шелкопрядов, иначе как сравнив ее с действием легочного туберкулеза. Наблюдения в этом году укрепили меня во мнении, что эти маленькие организмы не являются ни микроскопическими животными, ни споровыми растениями. Мне ясно, что это в основном клеточная ткань различных органов, которая превращается в корпускулы или производит их.
Он не привел ни единого доказательства факта, который мог бы стать удивительным открытием, если бы был правдой: ни один вывод из его опытов не подтверждает его предположения об отсутствии жизни в корпускулах или об их отношении к заболеванию. Наконец, он делает все возможное, чтобы опровергнуть Бешана, и тем самым окончательно расписывается в своей оплошности:
Возникает искушение поверить, особенно из-за схожести корпускул с мукоровыми спорами, что в инкубатор проникают паразиты. Но это было бы ошибкой.
Эти намеренные нападки на другого ученого оказались особенно неудачными, поскольку они убедительно доказывают, что Пастер изначально опровергал то правильное решение, которое впоследствии присвоил себе. Человек, который решительно отрекся от своих спонтепаристских взглядов и объяснял все ферментативные явления, все жизненные процессы причинами воздушного происхождения, теперь отрицал внешний источник заболевания, паразитную природу которого неопровержимо доказал Бешан.
Бешан всегда подкреплял свои выводы отчетами об экспериментах, на основе которых эти выводы делались. 13 августа 1866 г. он представил в Академию наук доклад «Исследования природы распространенного заболевания шелкопрядов»[93], где описал процесс промывки семян и гусениц, доказывающий, что больные особи были атакованы паразитами. Отвечая Пастеру, он сказал, что вибрирующая корпускула – это
не патологический продукт, подобный частицам гноя или раковых клеток, или подобный легочным туберкулезным гранулемам, а несомненно клетка растительного происхождения.
27 августа он представил в Академию еще один доклад[94] с описанием опытов, доказывающих, что вибрирующая корпускула является организованным ферментом.
Позже, в феврале следующего 1867 года, в новых записках, высланных в Академию, он подробно описал дополнительные эксперименты, которые не только доказывали, что корпускулы являются ферментом, но и то, что на инверсии сахара ферментация не останавливалась: вырабатывался спирт, уксусная и еще одна нелетучая кислота[95].