Эксперименты, которые провела Природа в Ботаническом саду Монпелье, оказали огромное влияние на учение профессора Бешана о патологии. Они удержали его от поспешных выводов наподобие тех, которые сформулировал Пастер, представлявший себе ткани и жидкости животных и растений как просто инертную химическую среду[142] сродни подслащенным растворам, в которых Бешан впервые продемонстрировал роль атмосферных микроорганизмов.
Ботанические наблюдения Бешана были очень кстати, поскольку тема бактерий стала привлекать к себе все больше внимания. В начале 1868 года Бешан посвящает отдельное исследование помороженным растениям. В том же году, но позже, 19 октября, в возрасте всего 45 лет Пастера настигает несчастье – его разбивает сильный паралич, вызванный, по его словам, «чрезмерным напряжением» в ходе работы над заболеваниями шелкопрядов. Но перед тем знаменитый химик, как мы знаем, сделал все возможное для возвеличивания роли воздушных микробов, как он их называл, и для присвоения себе заслуги этого открытия. Учеников и поклонников Пастера вполне удовлетворяли его ограниченные идеи о микроорганизмах, и в шестидесятые годы один из них, Давэн, фактически положил начало тому, что сейчас известно как микробная теория заболеваний.
Вот как это случилось. Заболевание под названием карбункул или сибирская язва, позднее более известное как антракс, периодически опустошало стада рогатого скота и овечьи отары во Франции и других местах Европы. В 1838 г. француз по фамилии Делафон обратил внимание на частички в форме палочек в крови зараженных животных, это позднее подтвердили также Давэн и другие. Теория о том, что особые микроорганизмы могут вызывать болезнь, была уже раньше выдвинута Кирхнером, Линнеем, Распаем и др. И Давэн, познакомившись с теорией Пастера о том, что каждый вид ферментации вызывается особым воздушным микробом, предположил, что маленькие палочкообразные организмы, которых он назвал бактеридиями, могут быть паразитическими инвазивными микроорганизмами в организмах животных и вызывать сибирскую язву, то есть антракс. Давэн, а также все остальные, кто пытался исследовать этот вопрос, столкнулись с противоречивыми выводами в ходе своих экспериментов. Позднее, в 1878 году, на помощь им пришел немецкий доктор Роберт Кох, который культивировал бактеридии и обнаружил образование спор среди них. И вот, наконец, за дело берется Пастер и провозглашает со свойственным ему пристрастием к догмам:
Таким образом, сибирская язва вызывается бактеридиями так же, как трихинеллез вызывается трихиной, а чесотка – особого вида клещами[143].
Обобщения всегда были опасны в мире противоречий, но, как справедливо говорится, «нет такого ложного учения, которое не содержало бы крупицы истины». Процитировав это мудрое изречение, Бешан продолжает:
То же самое и с микробными теориями. Естественно, в глазах целого ряда ученых, врачей и хирургов теория априори существующих болезнетворных микробов лишена малейшего смысла и не находит подтверждения на практике. Но для меня остается загадкой, почему ее приняли те ученые, которые, судя по всему, не исследовали ее достаточно глубоко. Тем не менее, некоторые факты, подтверждающие ее, кажутся неоспоримыми. И действительно, точно известно, что существуют микроскопические живые существа мельчайшего порядка, которые без сомнения способны приносить с собой определенное заболевание. Причина как вирулентности, так и заразности некоторых продуктов больного организма, а также тел в состоянии разложения после смерти, действительно заключается в таких микроорганизмах. Люди действительно обнаруживают эти существа во время развития определенных болезней – патологических, инфекционных, заразных и других[144].
142