Находящееся перед договором 944 г. краткое вступление об обмене посольствами не содержит каких-либо подробностей, которые не могут быть результатом собственных представлений летописца о том, как должны были происходить переговоры. Это же касается описания клятвы, принесенной Игорем и его окружением в Киеве. Из текста договора летописец ошибочно решил, что церковь св. Ильи, где клялись в Константинополе русские послы-христиане[96], находится в Киеве, и, вновь упомянув о клятве в ней, указал известное ему место расположения киевской церкви св. Ильи[97]. «Некрещеная Русь» клялась, согласно «обрамлению», у статуи Перуна, поскольку только этот языческий бог был упомянут в тексте договора 944 г.[98] (в отличие от договора 971 г., где упомянуты были Перун и Волос)[99].
Рассказ о показе русским послам «церковной красоты», помещенный после договора 911 г., отчасти сходен с рассказом об «испытании вер» Владимиром[100].
В тексте, предшествующем «договору 907 г.», имеются следующие данные фактического порядка.
1. Упоминание двух императоров-соправителей — Леона (Льва VI) и Александра. Это соответствует реальной ситуации 907 г., в то время как в договоре 911 г. упомянуты три соправителя — к Льву и его брату Александру добавился малолетний сын Льва Константин.
2. Перечень пяти русских послов — Карла, Фарлофа, Велмуда, Рулава и Стемида. Все они упомянуты среди пятнадцати Олеговых послов в договоре 911 г., соответственно на первом, третьем, четвертом (в форме «Веремуд»), пятом и пятнадцатом местах[101].
3. Указание на выплату греками дани: «на 2000 кораблии по двѣнатьчать гривнѣ на ключь». Оно есть в предшествующем рассказе о походе Олега (имевшемся в Начальном своде) с одним отличием — «12 гривенъ на человѣкъ» и добавлением, что в каждом корабле было «по 40 мужь».
4. Упоминание о согласии выплатить «оуглады на руские городы: пѣрвое на Киевъ, та же и на Черниговъ, и на Переяславъ, и на Полтѣскъ, и на Ростовъ, и на Любечь, и на прочая городы; по тѣмь бо городомъ сѣдяху князья, подъ Олгом суще». Киев, Чернигов и Переяславль названы в тексте собственно «договора 907 г.» (как и в договоре 944 г.) в качестве городов, представители которых получают первыми месячное содержание в столице Византии[102]. Упоминание же Полоцка, Ростова и Любеча, скорее всего, связано с представлениями одного из составителей ПВЛ о структуре подвластной русскому князю территории, отобразившимися также в статьях 862 и 882 гг.[103]
5. Согласно тексту, помещенному после «договора 907 г.», мужи Олега клялись «по рускому закону… оружьемъ своимъ, и Перуномъ, богомъ своимъ, и Волосом скотьимъ богомъ». О клятве оружием упоминалось в договоре 911 г., Перуном и Волосом (с тем же пояснением в отношении последнего) — в договоре 971 г.;[104] в договорах 911 и 944 гг. содержатся ссылки на «закон Русский»; послы, согласно договору 911 г., клянутся «по закону языка нашего»[105].
Таким образом, информация, содержащаяся в «обрамлении» «договора 907 г.», не отличается по типу от информации «обрамлений» трех других договоров, восходя, как и они, к текстам собственно договоров и Начального свода. Хотя не исключено, что в «обрамлении» «договора 907 г.» могли отразиться дошедшие посредством устных преданий отголоски реальных фактов, предполагать, что оно содержит документальные подробности соглашения, заключенного после похода Олега, оснований нет. Одного пропуска имени Константина VII недостаточно, чтобы признать, что перед нами текст, восходящий к началу X в. Этот пропуск объясняется, скорее всего, не знанием реалий того времени, а обращением летописца к тексту договора 911 г. Три императора там называются после перечня послов, а начинается договор с упоминания двух: «Равно другаго свѣщания, бывшаго при тѣхъ же цесарихъ Лва и Александра»[106]. Летописец решил, что «теми же» Лев и Александр названы по отношению к «договору», помещенному им под 907 г. (расценив его как «первое свещанье», по отношению к которому договор 911 г. назван «другим свещаньем»[107]), и поэтому в «обрамлении» последнего упомянул именно их. Допущение, что текст «обрамления» восходит к началу X в., тем более кажется невероятным, если задаться вопросом, в каком виде такой текст мог сохраниться: летописания в начале X в. не существовало, а если это был текст договора, то летописец не стал бы его перерабатывать в повествовательный (и в ПВЛ, и в позднейших летописях прослеживается крайне бережное отношение к договорным текстам, они четко отделены от собственно летописных и не подвергались переработке). Приходится признать, что «обрамление» «договора 907 г.», как и подобные тексты, сопровождающие другие договоры, отображают в большей степени не реалии эпохи, в которую эти соглашения заключались, а представления книжников начала XII в. о процедурах их заключения, основанные на имевшихся у них источниках — текстах собственно договоров и Начального свода.
97
Ср.: Малингуди Я. Русско-византийские договоры… // ВВ. М., 1996. Т. 56 (81). С. 90, прим. 95; Васильев М. А. Степень достоверности известия «Повести временных лет» о процедуре ратификации русско-византийского договора 944 г. в Киеве // ДГ, 1998 г.: Памяти чл. — корр. РАН А. П. Новосельцева. М., 2000. С. 66 (автор считает, что летописец «направил» Игоревых христиан приносить присягу в известную ему киевскую церковь св. Илии «по аналогии» с упомянутой в договоре одноименной константинопольской церковью).
100
Ср.: «Се слышавъ царь рад бывъ и честь велику створи имъ… показающе красоту церковную… сказающе имъ служенье Бога своего… рѣста имъ: "идѣте в землю вашю", и отпустиша я с дары велики и съ честью. Они же придоша в землю свою…» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 107–108).
103
См.: Горский А. А. Кривичи и полочане в IX–X вв.: (Вопросы политической истории) // ДГ: Материалы и исследования, 1992–1993 гг. М., 1995. С. 55–57.
107
Ср.: Малингуди Я. Русско-византийские договоры… // ВВ. М., 1997. Т. 57 (82). С. 80–81.