В связи с этим особого внимания заслуживает факт непосредственного соседства ярлыка Ахмата с шертной грамотой Исмаила. Этот документ, сохранившийся также в посольской книге по связям с Ногайской Ордой, занимает важное место в истории московско-ногайских отношений: в нем был впервые зафиксирован статус Ногайской Орды как младшего по рангу партнера по отношению к Российскому государству[1389]. Примечательно, что в сборниках, где шертная грамота помещена рядом с ярлыком Ахмата, присутствует другой ее перевод, чем в посольской книге[1390]. Соседство этих двух текстов[1391] заставляет вспомнить ряд обстоятельств.
Ногайский князь (бий) Исмаил был сыном Мусы, который вместе со своим младшим братом Ямгурчеем и сибирским ханом Ибаком (Ибрахимом) в январе 1481 г. напал близ Азова на становище Ахмата, двумя месяцами ранее ушедшего от Угры. Ахмат в результате погиб: по одним сведениям, его убил Ибак, по другим — Ямгурчей[1392]. Тот факт, что в рукописных сборниках ярлык Ахмата имеет вполне определенную привязку к шертной грамоте сына Мусы Исмаила, появившейся через 76 лет после этих событий, позволяет предположить, что ярлык оказался в России одновременно с шертью. Скорее всего, это послание Ахмат отправить не успел. Начиная с 1474 г., перипетии отношений с Ордой Ахмата подробно фиксируются — в великокняжеском летописании и в посольской книге по связям с Крымским ханством[1393], но сведения о прибытии в Москву зимой 1480–1481 гг. посольства из нее отсутствуют. Между тем, ярлыки доставлялись исключительно ханскими послами (послы публично зачитывали их перед князьями)[1394]. Если послание в конце 1480 г. было написано (что несомненно[1395]), но не попало тогда на Русь, остается предположить, что оно было захвачено в «белой веже царевой Ахматовой» ногаями во время январского 1481 г. нападения. В последующее время ярлык хранили в семье Мусы, а когда в 1557 г. Исмаилу понадобилось выразить свою лояльность московскому царю, этот документ (или сделанная в Ногайской Орде его копия) был отослан в Москву вместе с послом Петром Совиным, везшим шертную грамоту. В ситуации 1557 г. ногайскому бию было выгодно напомнить о помощи Москве против общего врага, о том, какую услугу оказал отец Исмаила деду Ивана. Ярлык служил превосходной иллюстрацией к словам шерти: «и за один с тобою на недруга стояти, и пособляти какъ нам можно».
Если до 1557 г. ярлык Ахмата находился вне Руси, то временной промежуток между его доставкой и наиболее ранними имеющимися списками составит лишь полвека с небольшим, а с учетом списка З, в котором текст ярлыка первоначально несомненно присутствовал, — всего несколько лет. Перевод ярлыка вместе с отличающимся от имеющегося в Посольской книге переводом шертной грамоты Исмаила был сделан, следовательно, вероятнее всего, вскоре после доставки в Москву обоих этих текстов. Есть, таким образом, основания полагать, что подборка текстов, касающихся отношений с «постордынскими» государствами, в сборнике З включала в себя первую фиксацию перевода ярлыка[1396]. Скорее всего, именно сборник З, составленный, судя по его содержанию, человеком, близким к митрополичьей кафедре и имевшим связи при царском дворе (коль скоро он имел доступ к перехваченным документам дипломатической переписки Крымского ханства и Польско-Литовского государства с Крымом и имел право включить их тексты в свою рукопись), послужил оригиналом, к которому восходят другие сохранившиеся сборники сходного состава.
Нелогичные в ситуации после «стояния на Угре» отсылки в тексте ярлыка к победе над Крымским ханством 1476 г. и разорению Алексина 1472 г. можно было бы объяснить обстоятельствами написания послания, тем, что взбешенный неудачей Ахмат постарался припомнить все, что могло говорить в пользу его могущества[1397]. Однако отказаться от предположения, что первоначально существовали три послания Ахмата — 1472, 1476 и 1480 гг. — мешает одно обстоятельство.
Если в списках П, М, С и Ч ярлык Ахмата следует сразу за «Сказанием о святой горе Афонской», то в списке З ситуация иная: «Сказание» помечено номером 69, а запись об измене казанских князей — 76. Следовательно, «вольная грамота некоему русину», от которой сохранилась концовка, стояла под номером 75, «речь» Михаила Гарабурды к Мухаммед-Гирею, скорее всего, под номером 74, шертная грамота Исмаила — 73 и «ярлык» Ахмата — 72. Остаются еще два текста, вероятнее всего, располагавшиеся между «Сказанием о святой горе Афонской» и ярлыком Ахмата и помеченные номерами 70 и 71. Поскольку эти тексты находились в окружении памятников «восточной тематики»[1398], резонно предположить, что они тоже были с ней связаны. Не были ли это два более ранних послания Ахмата Ивану III (в отличие от ярлыка 1480 г., дошедшие до адресата[1399]), включенные в список З (благодаря связям его составителя с высшими светскими властями[1400]) по причине их принадлежности тому же автору, что и ярлык, привезенный в 1557 г.? Послание 1472 г. могло включать в основной части (после обязательного для ярлыков начального обращения хана к нижестоящему в иерархии правителей адресату — «Ахматово слово ко Ивану») текст: «А крепкия по лесом пути твои есмя видѣли и водския броды есмя по рекам сметили[1401]. Меж дорог яз один город наѣхол, тому ся так и стало. А Даньяра бы еси царевичя оттоле свелъ[1402], а толко не сведешь, и яз, его ищучи, и тебе найду». В послании 1476 г. речь могла идти о победе над Крымским ханством: «Ведомо да есть: кто нам был недруг, что стал на моемъ царствѣ копытом[1403], и азъ на его царствѣ стал всѣми четырми копыты; и того Богъ убил своим копиемъ, дѣти ся того по Ордамъ розбежали; четыре карачи в Крыму ся от меня отсидели. А вам ся есмя государи учинили от Саина царя сабелным концемъ». При составлении на основе З протографа сходных с ним сборников XVII в., в которых доныне сохранился текст ярлыка, эти короткие послания могли быть включены в текст более пространного письма 1480 г.[1404], из-за чего в данных сборниках и имеется на два текста меньше, чем было в списке З[1405].
1390
Ср.: РГАДА. Ф. 127. Оп. 2. Д. 14. Л. 1 (Посольская книга) и РГАДА. Ф. 181, № 591. Л. 782 об. — 783; ГИМ. Собр. Синодальное. № 272. Л. 402–402 об.; РГБ. Собр. Попова (ф. 236). № 59. Л. 131 об. — 132; ГИМ. Собр. Черткова. № 165. Л. 225.
1391
В оглавлениях всех дошедших списков они объединены под одним пунктом (№ 76). Впрочем, в З такого, вероятно, еще не было, поскольку там нумерация более дробная: запись об измене казанских князей имеет отдельный номер, в то время как в П, М, С и Ч она объединена с двумя пред шествующими текстами — «речью» Михаила Гарабурды и «вольной грамотой некоему русину».
1392
ПСРЛ. Т. 25. М.; Л., 1949. С. 328 («а самого царя Ахмута уби шуринъ его (Ибака. —
1393
ПСРЛ. Т. 25. С. 302–304, 308–309, 326–328; Сборник РИО. Т. 41. СПб., 1884, № 1–7. С. 1–26.
1394
См.: Приселков М. Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.; Л., 1950. С. 351; ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Пг., 1922. Стб. 95.
1395
На события 1480 г. указывают в тексте ярлыка слова: «А нынѣча есми от берега пошел, потому что у меня люди без одежь, а кони без попонъ». Аналогичную причину называет один из летописных рассказов о «стоянии на Угре»: «бяху бо татарове наги и босы, ободралися» (ПСРЛ. Т. 6. СПб., 1853. С. 231).
1396
В. А. Кучкин в недавно вышедшей статье выдвинул утверждение, что под влиянием послания Ахмата в Сокращенных летописных сводах 1493 и 1495 гг. и в Софийской I летописи по списку И. Н. Перского появилось добавление, что хан имел намерение сделать, «яко же при Батыи было», и что речь шла о «восстановлении порядков» эпохи Батыя (Кучкин В. А. «Ахматово слово ко Ивану» (о Послании хана Большой Орды Ахмата Ивану III) // Российская история. 2018, № 1. С. 21, прим. 55). Автор не обратил внимания, что эти слова являются прямой цитатой из изложения намерений Мамая в Повести о Куликовской битве 1380 г., читающейся выше в тех же памятниках (ср.: ПСРЛ. Т. 27. М.; Л., 1962. С. 52, 282, 331, 355; Т. 39. Л., 1994. С. 119, 161); имеется в виду при этом не «восстановление порядков», а военное разорение Руси.
1397
Тем, что ярлык писался в состоянии, что называется, «бессильной злобы», могут объясняться и его отступления от традиционного формуляра. Впрочем, Э. Кинан, хотя и посвятил обоснованию «нетипичности» ярлыка специальную статью, указал лишь одно конкретное несоответствие формуляру — цветистое invocatio (Keenan E. L. Op. cit. P. 40–42). Между тем, такого рода литературные изыски в сохранившихся большеордынских (не крымских) текстах встречаются (ср. в письме сына Ахмата Муртозы касимовскому хану Нурдовлату 1487 г.: «предние наши о кости о лодыжном мозгу юрта дѣля своего розбранилися… а опосле того опять то лихо отъ себя отложили, и кои потоки кровью текли, тѣ опять меж ихъ молоком протекли, а тот браннои огонь любовною водою угасили» (см.: Горский А. А. Москва и Орда. С. 200).
1398
«Сказание о святой горе Афонской» косвенно также имеет к ней отношение, так как привезено оно было в Россию с территории, принадлежавшей Османской империи.
1399
Послание, написанное после конфликта 1472 г., могло быть доставлено послом Кара-Кучюком, прибывшим в Москву в 1474 г., письмо 1476 г. — послом Бочюкой, посетившим Ивана III летом 1476 г. (см.: ПСРЛ. Т. 25. С. 302–303, 308–309).
1400
В описи Царского архива, составленной в первой половине 1570-х гг., упоминаются «ордынские грамоты», адресатом которых был Иван III: «Ящик 50-й. А в нем списки и грамоты ординские старые к великому князю Ивану» (Опись Царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г. М., 1960. С. 24). Очевидно, здесь и хранились послания Ахмата.
1401
После военной кампании 1480 г., когда войска два месяца стояли друг против друга, писать, что положительным для Орды результатом похода стала рекогносцировка, было бы абсурдно. Иное дело — поход 1472 г.: тогда Ахмат пребывал у Оки всего 3 дня (см.: Горский А. А. Москва и Орда. С. 156–157), и вполне логично было подчеркнуть, что скоротечность подступа к русским пределам не помешала приметить пути и броды, и значит новый удар будет более подготовленным.
1402
О действиях касимовского царевича Данияра в 1480 г. ничего не известно. Зато в 1472 г. одной из причин отступления Ахмата считался страх, что служилые царевичи великого князя Данияр и Муртоза «возьмут Орду» (оставленную без прикрытия ханскую степную ставку) (ПСРЛ. Т. 23. СПб., 1910. С. 161; ПСРЛ. Т. 27. М.; Л., 1962. С. 279). Под «оттоле» имеется в виду Касимов, стоящий на Оке, что косвенно указывает, что предшествующие посланию военные действия происходили на этой реке (как было в 1472 г., а не в 1480 г.).
1404
К такому объединению могло подтолкнуть наличие в начале всех трех текстов одинаковой фразы — «Ахматово слово ко Ивану».
1405
Разумеется, не исключено, что не вошедшими в сборники П, М, С и Ч двумя текстами были какие-то иные памятники (поскольку в сборниках XVII в. читаются не все произведения, имеющиеся в З).