Однако многие недовольные американцы в 1974 году, да и позже, практиковали некую форму выборочной амнезии, которая вычеркнула из их сознания некоторые из бед, поразивших нацию в 95-х годах прошлого века — в том числе расовую сегрегацию, защищенную Конституцией, «красный испуг», развязавший гневные нападки на гражданские свободы, вопиющую религиозную нетерпимость и систематическую дискриминацию женщин. Многие из тех, кто с ностальгией ждал возвращения якобы благополучных 1950-х и возрождения единства и патриотизма, которые, казалось, двигали тем, кого позже назовут «величайшим поколением» (эпохи Второй мировой войны), полагали, что прогресс всегда сопутствовал историческому развитию Америки. Потрясенные проблемами 1970-х годов, они, похоже, верили, что почти все в послевоенные годы между 1945-м и убийством президента Кеннеди было лучше, чем сейчас.[23]
Если отбросить ностальгические искажения, пессимисты в 1974 году были правы, помня, что большинство лет между 1945 и 1970 годами характеризовались бурным экономическим ростом. Особенно это было характерно для 1960-х годов, когда ВНП на душу населения вырос почти на 33%.[24] Такой рост позволил все большему проценту людей получать более высокие реальные зарплаты и переходить к профессиям и «образу жизни» среднего класса. Молодые американцы в те годы казались особенно уверенными в завтрашнем дне. Они рано женились, породили «бэби-бум» (75 миллионов новорожденных в период с 1946 по 1964 год), покупали дома в пригородах, автомобили и многие другие потребительские товары. Они плыли, или так казалось, по безбрежному морю процветания.[25]
В процессе жизни у этих оптимистично настроенных американцев появились более высокие ожидания — в отношении экономики, государственных пособий, брака и дружбы, работы, здоровья и будущего своих детей. Подобно Адаму и Еве, в новом раю им было неспокойно, и они жаждали большего. Они ожидали большей личной свободы, выбора и самореализации. Став свидетелями мощного движения за гражданские права, они видели драматическое расширение свободы в своей собственной жизни, и у них появлялись все более обнадеживающие представления как о своих правах и льготах, так и (до того как их побили во Вьетнаме) о способности страны творить добро в мире.
Многочисленные группы — женщины, чернокожие, пожилые люди, инвалиды — уже организовывались, чтобы добиться большей поддержки со стороны правительства. При поддержке юристов, представляющих общественные интересы, число и влияние которых росло в последующие десятилетия, эти группы вступали в борьбу за все более широкий круг прав, тем самым повышая роль правительства и судов в жизни американцев. Хотя они выиграли многие из этих битв — в эти и последующие годы расширялись права, — они по-прежнему стремились улучшить своё собственное положение в жизни, а также продвинуть «революцию прав», как её стали называть, которая принесёт пользу другим. В открытой, сознающей свои права и устремленной в будущее американской культуре можно было верить, что один шаг вперёд сразу же приведет к другому.[26]
Спорные настроения середины 1970-х годов вызвали шквал иеремиад, многие из которых звучали на протяжении последующих тридцати лет в культуре, которая даже в лучшие времена изобиловала жалобами на культурные конфликты и пророчествами о национальном упадке. Как заметил Коммагер незадолго до отставки Никсона: «Нет консенсуса. В нашем обществе, на мой взгляд, меньше гармонии, чем когда-либо со времен, скажем, Реконструкции. Возможно, 60-е и 70-е годы стали великим расколом — расколом разочарования».[27]
Американцы, разделявшие опасения Коммагера, воспринимали 1970-е годы как начало новой проблемной эпохи, которую по-разному называли «эпохой пределов», «временем конфликтов» или «эпохой упадка». Приученные ожидать прогресса, они были нетерпеливы и сопротивлялись лидерам, которые требовали от них жертв. Подозрительно относясь к авторитетам, они быстро направляли свой гнев на Форда, лидеров Конгресса, крупных бизнесменов, юристов — всех, кто занимал властные позиции. В 1970-е годы никто из лидеров и институтов не был застрахован от критики, которая в значительной степени исходила от средств массовой информации, чьи лидеры стали гораздо более скептичными и конфронтационными в результате вьетнамских и уотергейтских перипетий, и которые сомневались, можно ли доверять каким-либо авторитетам. Как сказал президент Гарвардского университета Дерек Бок, «налицо явная нехватка людей, способных дать убедительные ответы или даже указать направление для поиска решений».[28]
23
Популярность книги Тома Брокау «Величайшее поколение» (Нью-Йорк, 1998 г.) и мини-сериала HBO «Братья по оружию» (2001 г.) впоследствии свидетельствовала о сохранении ностальгии по «поколению Второй мировой войны».
25
Стивен Гиллон, Нация бумеров: Самое многочисленное и богатое поколение в истории, и как оно изменило Америку (Нью-Йорк, 2004), 1–16.
26
Ключевыми источниками по вопросу возникновения революции прав — главной темы этой книги — являются Сэмюэл Уолкер, «Революция прав: Права и общество в современной Америке» (New York, 1998); Laura Kalman, The Strange Career of Legal Liberalism (New Haven, 1996); и Lawrence Friedman, American Law in the Twentieth Century (New Haven, 2002).
28
Там же, 21. Я очень обязан Джону Снайдеру, научному ассистенту, за ранний черновик этого пролога.