У Ваньки оставалось еще пять подпольных листовок. Он предложил Корешку вернуться обратно по другой улице.
— Чо-то есть хочется, — пожаловался Корешок. У тебя нету в заначке кусочка?
— У меня у самого в животе такой базар… Что толкучка, что живот — одинаково, — вздохнул Ванька.
— А чо, когда шамать хочется, так в брюхе бурчит? — уставился Корешок на своего спутника.
— Кишка кишку догоняет. Там война идет. Пойдем, Корешок, на Китаянку[1]. Там, может, что подстрелим. Пошли, а?
2
Через горбатые ворота, по которым ползли друг другу навстречу деревянные драконы, беспризорники вошли на Китайский базар, свернули в центр, где на ветру колыхались круглые вывески харчевен, фонари, готовые вспыхнуть в сумерках. Поперек улиц тянулись длинные полотнища. В китайской толпе, одетой в разнообразную синюю одежду из дабы[2], не было женщин и детей — китайцы и маньчжуры приходили на русскую территорию, оставляя в родных краях жен, детей, родственников и имущество.
Над базаром плыл запах жареного лука. Слышался скрип колес одноколок. Визжали жирные черные свиньи. На разные голоса кричали продавцы. Лотошники торговали пудрой, нитками, чулками, иголками, наперстками, рыболовными крючками, лесками и поплавками, английскими булавками. В круглых корзинах лежали свежая рыба, грибы, речные раки, морские крабы, устрицы, трепанги, вырытые из ила залива Посьета, серые осьминоги, камбала, привезенные из Владивостока, бананы — из Юньнани, кокосовые орехи из тропических стран.
Ребята стояли около ставни, подпертой узловатой бамбуковой палкой.
— Идем, Ворон, туда, где лепешки тяпают да ляпают, — соблазненный запахом поджаренного мяса с капустой предложил Корешок.
На улице, под открытым небом, на небольших дымящихся жаровнях плавали в сале румяные пышки, жарились пресные лепешки из кукурузной муки, подсушивались галеты. Рядом опаливали кур, красовались креветки с овощным гарниром и бобовым сыром, варились пельмени, обильно начиненные луком. Немного дальше можно было купить сушеную рыбу, свиные жилы, тертое мясо крабов, жареных воробьев. Тут же продавали семечки и арахисовые орехи.
То там, то здесь раздавались голоса:
— Ходи чифань[3]!
— Зачем мы сюда пошли? Все равно тут ничего не отломится, — остановился Ванька под холщовой вывеской, на которой иероглифами было написано: «Зуб дракона».
Корешок тоже знал, что у торговцев трудно выпросить хотя бы немного еды, но, соблазненный видом множества яств богатой и разнообразной китайской кулинарии, не соглашался так скоро уходить и с завистью смотрел на жаровни.
Ребята обошли уличного гадальщика, опиравшегося на бамбуковый посох, и подошли к лотошнику, продававшему нанизанные на палочки ранеты, облитые сахаром.
— Ой, как вкусно пахнет! До черта всего, а подступиться нельзя: все кусается, длинные рубли стоит, — с сожалением проговорил Ванька, глядя на манящие пампушки, изготовленные на пару. Он облизнулся и обратился к продавцу: — Ходя, дай пампушка. Наша шибко чифань хочет.
— Цуба! Твоя чена[4] нету. Чена нету — купи нету! Моя даром давай не могу, — небрежно ответил купец и продолжал протяжным голосом бойко зазывать покупателей.
Корешок отошел от лотошника, а над ним громко разнеслось:
— Доуфу-у[5]!
— Маньтоу! Пампушка!
Невдалеке другой китаец выкрикивал на ломаном русском языке:
— Кастрюли починя-я, починяй-й-й!
А чуть подальше, около нищего с обезьянкой, маньчжур с длинной косой предлагал невыделанные шкуры тигра и медведя.
— Купеза, твоя давай наша мала-мала ранет, а наша давай твоя мала-мала бумага, — предложил Ванька китайцу, показывая на театральные афишки. Он глотнул слюну и закончил: — За две ранеты мы с Корешком все отдадим, всю стопку. Давай?
— Моя бумага не надо. Моя мала-мала так давай, — китаец подал ребятам две ранеты. — Бери, а бумага не надо, — он поправил на голове шапочку с шариком, походившим на картечь, и продолжал зазывать покупателей: — Ранетка! Кому нада ранетка?!
Дети поблагодарили китайца за ранеты, постояли около китайского рассказчика и стали пробираться сквозь толпу, окружившую продавцов всяких целебных товаров. Здесь предлагали тигровые когти, придающие, как утверждали купцы, неустрашимость, желчь для лечения детей от падучей болезни, жилы, усы, зубы и глаза тигра. Рядом на подносе лежали маленькие кусочки земли, называемые хупо — тигровая душа, и хусинь — завернутые в шелк буро-красные высохшие кусочки тигрового сердца, придающие отвагу. Как особая редкость продавался старинный талисман из тигровой кости, спасавший от тридцати шести демонов.