Вскоре ему пришлось остановиться. На его пути выросла крошечная человеческая фигурка — она размахивала руками и как будто обращалась к нему. Он не сразу понял, кем был этот яростно жестикулирующий коротышка, явно узнавший его и пробовавший взять у него из рук портфель. В последнем всплеске сознания Жюльен попытался сопротивляться. Он вцепился в портфель, который не должен был выпускать из рук ни при каких обстоятельствах, но человечек прокричал, что он хранитель архивов прежнего консульства, и Жюльен уступил. Идя следом за тем, кто, как ни крути, оказался карликом, Жюльен преодолел последние метры до перрона. Снега там было не меньше, но почва была тверже. Еще несколько минут, и он оказался под стеклянной крышей вокзала.
— Добро пожаловать в Н., — приветствовал его хранитель архивов.
В голосе г-на Бужю, встретившего его, не было и тени иронии.
Жюльен не перестал дрожать и в номере отеля, что заказали для него в двух шагах от консульства. Он принял горячую ванну, а затем улегся поверх атласного покрывала на большой медной кровати и, хотя в поезде отменно выспался, заснул мертвецким сном. Была половина первого дня; когда он проснулся от телефонного звонка, был уже поздний вечер. Звонил г-н Бужю, он хотел узнать, не нужно ли ему чего-нибудь. Охрипшим голосом Жюльен ответил, что они увидятся завтра, и повесил трубку. Какое-то время он еще повалялся в теплой постели и наконец встал. Он задыхался, не понимая, что с ним происходит. Оказалось, батарея, расположенная очень близко к изголовью кровати, раскалилась, в комнате было жарко и сухо.
Отель был скорее пансионом, чем настоящим отелем, но пансионом высокого класса; г-жа Беатрис, хозяйка, считала делом чести, чтобы английские старушки и немецкие историки искусства, составлявшие основу ее клиентуры, чувствовали себя здесь лучше, удобнее и спокойнее, чем дома. Впрочем, расположенный на четвертом этаже старинного дворца, пансион г-жи Беатрис напоминал скорее просторную роскошную квартиру, количеству коридоров которой приходилось только удивляться — они словно множились бессчетное число раз, начиная с заставленного кадками с зелеными растениями вестибюля. В гостиной среди полотен середины XIX века было, как утверждала хозяйка, два подлинника Айеза[15], известного своими портретами итальянской аристократии.
Стоило Жюльену попасть в столовую с такими маленькими столами, что за каждым могло уместиться не больше одной пары, как он стал задыхаться от духоты, как и у себя в номере, не сразу сообразив почему. На улице было холодно, батареи были раскалены добела, желтый свет люстр усугублял настроение смиренности и печали, царившее среди нескольких постояльцев, порознь ужинавших в узкой столовой.
Жюльен выбрал самый удаленный от батареи столик. Напротив него пожилая дама вполголоса разговаривала с другой дамой; когда та поднялась, Жюльен увидел, что она старше своей собеседницы и что это, скорее всего, мать с дочерью. Закутанные в меховые манто, они должно быть приехали сюда осмотреть во что бы то ни стало город. На другом конце столовой сидели еще одна пожилая дама и девушка, лицо которой, склоненное над книгой, было скрыто за черной челкой; она отрывалась от еды только чтобы читать книгу, лежавшую слева от тарелки. И хотя от всего этого веяло безмерным унынием, по множеству мелочей сервировки, предупредительности метрдотелей, втроем обслуживавших одну-единственную постоялицу, можно было догадаться, что по-своему уютный и какой-то старообразный отель г-жи Беатрис был тем не менее одним из лучших в городе. И все же Жюльен моментально невзлюбил его и сказал себе, что нужно как можно скорее подыскать подходящее жилье.
После ужина ему захотелось выйти, чтобы вдохнуть, пусть и в этот поздний час, запах улиц знаменитого на весь мир города, видеть который впервые ему довелось двадцать лет назад и в котором теперь ему предстояло провести несколько лет жизни.
Когда он поделился своим намерением с дежурным по этажу, сидевшим перед разложенными веером туристическими буклетами, тот предупредил его, что снегопад продолжается и, кроме того, из-за сильного холода остановился лифт. Жюльен пожал плечами, кивнул на свои ботинки на меху, а затем устремился во тьму гигантской лестничной клетки, где, как ему показалось, он провел немало времени, прежде чем добрался до первого этажа.