— Вот это, Мата Буке (так звали вождя), деньги на моих плантациях. Твои люди смогут заработать столько кусочков этого нового серебра, сколько захотят. А на них они купят в моих факториях все что угодно.
— Даже ром? — спросил Мата Буке.
— Даже ром, — ответил Кокийа. И подарил вождю несколько бутылок рома.
Так рабочие стали покупать на цинковые «деньги» господина Кокийа в магазинах господина Кокийа плохие консервы, ситец и другие товары, которые он доставал по дешевке. Однако копру, каучук и хлопок он продавал за настоящие деньги. Постепенно рабочие поняли, что их обманывают. Многие убегали с плантаций. Тогда господин Кокийа создал свою полицию из рабов, бежавших с острова Занзибар, где ими преспокойно торговали вопреки всем международным соглашениям. Из воинственных батетела и парней, не желавших работать, он создал хорошо вооруженный отряд. Чтобы обезопасить себя от мести бангала, Кокийа однажды пригласил к себе Мата Буке и в присутствии своего вооруженного отряда заявил старому вождю, что тот смещен и что Кокийа берет власть в свои руки. Так Кокийа стал первым белым вождем в Конго.
Если это неправда, то хорошо придумано.
Бесспорно, однако, что отряд Кокийа стал ядром «форс публик» — колониальных войск, в которых вскоре ощутилась острая необходимость. Это наглядно доказало строительство железной дороги Леопольдвиль — Матади. Из-за адских условий труда на этом участке большинство рабочих, проданных их вождями, бежали. Мало помогла и доставка в Матади на судах двух гамбургских пароходных компаний нескольких тысяч африканцев из Дагомеи, закованных в цепи. Были завербованы даже китайцы. Иностранные рабочие привили африканцам начатки азбуки классовой борьбы. Господин Кокийа охотно предоставил своих молодчиков в распоряжение управления строительства железной дороги.
Господин Кокийа стоял у колыбели колониальных войск. К 1889 году отряд насчитывал семь тысяч человек. В 1960 году он состоял уже из двадцати пяти тысяч хорошо вышколенных ландскнехтов, подписавших обязательства служить семь, четырнадцать и двадцать лет (точнее, двадцать один год).
Кокийа следовало бы поставить памятник. Ведь он первым создал полицию, готовую добровольно выступить против своих соотечественников и стрелять в них. Он первым. африканизировал войска колонизаторов. Правда, африканец мог дослужиться только до унтер-офицера, но это уже другой вопрос. Когда «форс публик» перешли в распоряжение независимого правительства Конго, Лумумба решил, что одним росчерком пера превратит их в Национальную армию Конго. Лумумба не понимал, что наемники еще не скоро станут подлинными солдатами народа. Это была его ошибка.
Естественно, что и в Кокийавиле не обошлось без кровопролития, когда в июле и августе прошлого года портовые рабочие объявили забастовку, да еще к тому же в поддержку Лумумбы. Они требовали не только повышения зарплаты, но и наказания путчистов, которые добивались создания автономной области Убанги.
Здесь, в Экваториальной провинции? Каким образом?
После провозглашения независимости сепаратистские тенденции проявлялись во всем Конго. Ничего удивительного в этом нет. Ведь разногласий было больше, чем единства, да и колонизаторы приложили свою руку. Ведущей партией в Кокийавиле была Партия единства бангала, правая националистическая организация. Ее лидер Боликанго[13] возглавлял проживавших в Леопольдвиле бангала и был противником Касавубу. Адриансен, бывший бельгийский губернатор, оставшийся бельгийским консулом в Кокийавиле, убеждал Боликанго провозгласить и возглавить автономную республику Убанги. 13 июля парашютисты приземлились в Леопольдвиле, а затем в Кокийавиле и пытались заставить нового конголезского губернатора подписать декларацию независимости республики Убанги. Несмотря на угрозы, Экетеби отказался подписать документ. Разумеется, позднее Адриансен отрицал свою причастность к организации путча. В Леопольдвиле заявление Лумумбы о путче вызвало сенсацию в парламенте. После ухода парашютистов вспыхнула забастовка портовых рабочих. Когда они двинулись по улицам города с лозунгами в защиту Лумумбы, правительство провинции приказало в них стрелять.
— Центральное правительство держит Кокийавиль в руках?
— Да. Собственно говоря, истинные правители провинции — в Гемене.
Это небольшой городок в самом центре провинции, едва насчитывающий шесть тысяч жителей. Без Гемены не было бы современного Кокийавиля с пятидесятитысячным населением, имеющего порт и епископальную резиденцию, банки и кафедральный собор. Он остался бы маленьким сонным городком, где губернатор проводит время на охоте, в болотах зевают крокодилы, фермеры раз в месяц совершают в банке денежные операции.
Гемена расположена в излучине Убанги, крупного северного притока Конго, в сердце области, заселенной нгвака, этнической группой, едва насчитывающей двести тысяч человек. Они выращивают хлопок для крупнейшей хлопковой монополии Конго — «Котонко». Эта компания перенесла свое главное управление в Гемену, построила здесь дороги, заложила новые плантации и понемногу прибрала к рукам все хозяйство провинции. Через дочерние компании она держит в своих руках производство кофе, животноводство и транспорт. Разумеется, самый лучший хлопок не приносит пользы, если его нельзя продать. Поэтому еще в 1931 году в порту Кокийавиля появились краны, доки, склады… Конечно, политические перемены пришлись монополии не по нутру. От Лумумбы, прослывшего коммунистом, «Котонко» могла ожидать худшего — национализации. Против этого было единственное средство — автономия. Однако и после убийства Лумумбы у монополий оставалось немало оснований для тревоги. Очень кстати общегосударственная конференция в Кокийавиле в 1962 году предложила разделить Конго на двадцать две провинции. «Браво!» — сказала «Котонко», когда местные политические деятели объявили Гемену столицей Убанги, территория которой «случайно» совпала с владениями «Котонко». Так же «случайно» новоиспеченным министрам нгвака были предоставлены для их ведомств лучшие здания Гемены, принадлежавшие «Котонко».
Мне больше не довелось побывать в Кокийавиле. При расставании мой коллега произнес обычное «до свидания», однако наши пути разошлись. Точно так же, как пути Гемены и Кокийавиля… Город Кокийавиль хотя и стал центром провинции, без Гемены и финансов «Котонко» превратился в собственную тень. Однако министры там все еще есть. И порт с его рабочими.
СТЭНЛИВИЛЬ
В голубом небе над аэропортом Стэнливиля парили крупные белые облака. Самолет мягко покатился по посадочной полосе. Нас обдало жаром, несколько смягченным приятным ветерком с реки. Меня встречал руководитель нашей областной организации. Тут же без дальних церемоний он дал мне необходимые инструкции. Я должен?ждать дальнейших распоряжений в отеле «Сабена», как раз напротив аэропорта. Еще не прибыли джипы, без которых трудно добираться до глубинных районов страны. А так все в порядке… Стэнливиль мирный город, он мне непременно понравится. Осмотреть его я успею, а к чаю должен обязательно быть в доме у моего начальника. Посетить надо зоологический сад и водопады Стэнли.
Рукопожатие — и я уже свободен. Начальник мой мне понравился: немногословен, деловит. Врач с Гаити, он, подобно многим своим соотечественникам, предпочитает жить за границей. Там режим диктатуры.
В аэропорту, и в самом деле, царил порядок. Из транспортных самолетов высаживались солдаты. Огромные машины напоминали китов, рождающих черных детей в стальных касках, которые сразу же после рождения знали, что им делать. Отель состоял из двух десятков бунгало, расположенных в виде подковы за рестораном в большом саду. В такое бунгало и поместили меня. Соседями оказались два врача, также ожидавшие отъезда в глубинные районы. Они сообщили, что пароход с джипами из Леопольдвиля уже две недели находится в пути, но до сих пор нет разрешения на въезд от властей Восточной провинции, поэтому он застрял в Кокийавиле. Еще одно доказательство напряженных отношений между правительством в Леопольдвиле и правительством Гизенги в Стэнливиле.
13
Боликанго, Жан (р. в 1909 г.) — общественный и государственный деятель, лидер племенной Партии единства бангала, в различных правительственных кабинетах занимал пост министра информации.