Людгер наморщил лоб и, напрягшись, ответил уже серьезнее, хотя под конец его снова занесло:
— Артем, это все херня, извини, пожалуйста. Танки не могут без обеспечения долго. Сгореть последнее топливо — все в плену. Аллес капут, stalag[1] и молитва вместо гутен морген.
«Молитва вместо гутен морген» — это он точно подметил. Мы рассмеялись горьким смехом военнопленных.
— А представьте, коллеги, — сказал я, — если их оккупационный режим в колониях работает по образцу нашего лагеря? Это, значит, так. Понедельник: материализация Абсолютной Чистоты. Вторник: чемпионат по эрудиции. Сколько лапок у майского жука-мутанта с Андобанда? Почему космос черный? Как звали третьего монарха династии Сасанидов?.. Среда: все население колонии слушает лекцию о пламенном герое Бэджаде Саванэ.
— А в четверг, — подхватил Ревенко, — массовый просмотр репортажа об успехах мелиораторов Трайтаоны. Миллион километров осушенных болот! Триллионы комаров остались без крова и немедленно издохли, паскудные хфрастры!
— Натюрлих, — кивнул Ходеманн. — А в пятницу — расстрелять тех, кто прогулять лекцию в среду.
— Да ладно тебе. — Я скривился. — Это из другой оперы, Людгер.
— Вот-вот, — поддакнул Ревенко. — Ты хоть раз слышал, чтобы клоны кого-то из наших расстреляли? Им это совершенно не нужно!
— Нужно не нужно — придется, — сказал Ходеманн мрачно.
Мы с Ревенко подбросили еще пару вялых шуточек, но от невеселых пророчеств Людгера настроение основательно испортилось.
— Идем в барак, стратеги, — предложил я, допивая кисель.
Казарменного типа домик, в котором жила наша группа, был всем хорош и пригож, грех жаловаться. Официально он именовался жилым блоком. Но из глубин коллективной исторической памяти всплыло и насмерть приклеилось к нашему жилью невеселое татарское словечко «барак».
Там уже собрались на послеобеденный отдых все наши. Не хватало только кавторанга Щеголева, которому теперь предстояло пять суток маяться в изоляторе. У изолятора были свои плюсы (не надо ходить на лекции Кирдэра), но имелись и два крупных минуса.
Во-первых, в изоляторе отсутствовали окна. Как ни хорохорься, как ни храбрись, а это психику калечит. Не за один раз, но все же.
Во-вторых, в изолятор запрещалось приносить книги из лагерного культблока. О, книги в изоляторе имелись, почему нет! «Ясна», «Гаты», «Дисциплинарный регламент офицерских лагерей Главного Управления Лагерей Народного Министерства Обороны Конкордии» и, конечно же, «Шахнаме». Тот самый шикарный том на русском языке, который конкордианцы щедро раздаривали нашим делегациям накануне войны!
Я сам, к счастью, пока что в изолятор не попадал. От такого круга чтения и ласты склеить можно. Бедный Щеголев!
В бараке, вместо мирного ничегонеделания с какой-нибудь хорошей книжкой (я их нагреб целую тумбочку, чтобы лишний раз не бегать в культблок), меня, увы, ожидал отдых активный: драка и другие незапланированные телодвижения.
Когда мы вошли, там уже разворачивалась драматическая сцена. Так что получилось «Явление надцатое. Те же и Пушкин, Ходеманн, Ревенко».
В проходе между кроватями лицом к двери стоял новенький. Вокруг него в экспрессивных, я бы сказал — просто-таки микеланджеловских позах застыли несколько наших — я сразу узнал со спины Леву-Осназа и Тихомирова. Был там и каперанг Гладкий.
Остальные — человек пятнадцать — лежали на кроватях, с интересом болельщиков следя за развитием событий.
А события развивались так.
— …собрались одни пораженцы! — орал новенький, вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь. — Сдались клонам в первом же бою! Без единого выстрела оставляли города! Целые планеты! И вы смеете называть меня провокатором?! Меня?!
— Повторяю, капитан-лейтенант, — отчеканил Гладкий, повышая голос. — Немедленно успокойтесь! Степашин принесет вам свои извинения. Но для начала вы должны выполнить приказ старшего начальника и замолчать.
«Ну и денек выдался… — подумал я. — Сперва Щеголев сорвался, теперь этому неймется… Переодеться еще не успел, а уже в бутылку лезет… И не стыдно: капитан-лейтенант все-таки, комэск небось. Не-ет, наш Готовцев себе такого никогда не позволил бы».
Я не успел толком разобраться в ситуации, но ощутил неожиданно сильный прилив злости. Как всегда, особенно обидно было слышать «сдались клонам в первом же бою», потому что применительно ко многим из нас это было чистой правдой. Взять хотя бы меня…