И я испугалась. Он долго стоял под моими окнами с дорожной сумкой в руках. Звал, пока я обливалась горючими слезами, прячась в своей комнате и пропуская сквозь пальцы ошмётки своей окровавленной души.
Долго потом словно заново жить училась. Поступила, куда хотели родители, но навсегда возвела между нами стену. Не простила им. Время лечит, да, но шрамы остаются. Они тянут, ноют на погоду, лопаются и кровят время от времени.
Как сегодня, например. Когда я вошла в кабинет и узнала в новом следователе Демида, в груди что‑то больно кольнуло и не сразу получилось вдохнуть. Мне понадобилось несколько бесконечных мгновений, чтобы осознать, понять, кого я вижу перед собой. Получается, он ведь так и не стал архитектором. Не исполнил мечту, как и я свою. Пошёл в органы, как того и требовал его отец.
Я смотрела на него, а он на меня. Изменился. Десять лет ведь прошло. Плечи стали шире, черты лица заострились и стали жёстче, взгляд тяжелее, а между широких бровей залегла складка. Он и в юности мог посмотреть так, будто калёным железом пройтись, насквозь прострелить, теперь же его взгляд стал ещё острее, будто внутрь проникал, насквозь видел. Настоящий следователь.
На подбородке лёгкая щетина, колючая, наверное. У меня аж кончики пальцев занемели, когда вспышкой ворвалось воспоминание, как я проводила когда‑то пальцами по этому волевому подбородку. Пришлось их даже в кулак сжать.
— Присаживайтесь, — сказал он ровным голосом, кивнув на длинную конференц‑приставку стола.
Адвокат отодвинул сначала стул для меня, потом расположился напротив. Едва я присела, почувствовала, как завибрировали внутри ноги — настолько были напряжены.
— Итак, слушаю вас.
Адвокат достал бумаги из папки и начал переговоры, обсуждал статьи, которые теперь вменялись Глебу кроме сто девяносто девятой[2].
— Антон Васильевич, будьте добры, выйдите на пять минут, — впервые подала голос я.
Адвокат посмотрел удивлённо и нахмурился.
— Злата Владимировна, я настоятельно не рекомендую вам…
— Оставьте нас с уважаемым следователем ненадолго.
Антон Васильевич нервно поправил очки, но спорить не стал. Встал, забрал портфель, но бумаги оставил на столе и вышел, прикрыв за собой дверь.
Я незаметно под столом сжала кулак, впившись ногтями себе в ладонь, чтобы отрезвить и напомнить, что пора играть в свою пользу.
— Торговля оружием? Перевозки наркотиков? — я откинулась на спинку стула и сложила руки на груди, посмотрев на Бахурина. — Ты серьёзно, Демид?
Его имя мне удалось произнести ровно и твёрдо.
— Мой муж бизнесмен, и в подобных грязных делах не замешан. Я не знаю, зачем и почему ты копаешь в этом направлении, но это может сказаться на его репутации.
— Твой муж преступник. И он сядет, — он тоже перешёл на ты. — И ты либо не знаешь его, либо покрываешь. По статистике, ближайший сообщник — жена. Если следствие докажет твою причастность, сядешь и ты. Так что я советую тебе попросить адвоката вернуться и приступим к допросу.
— Я тебе вот что скажу, — Артёмова шлёпает передо мной на стол свой блокнот. — Видишь?
Не совсем понимаю, что именно я должна понять в её каракулях, поэтому поднимаю глаза на подругу. Алина, моя прислуга, как раз вносит в гостиную поднос с чаем и черничным рулетом.
— Я тщательно поискала информацию о твоём следаке.
— Он не мой, Лариса.
— Ну ты меня поняла, — она начинает расхаживать передо мной взад‑вперёд, а потом, вдруг передумав этим заниматься, резко разворачивается и присаживается. — Пробивала по своим каналам, не просто заглянула в соцсети, хотя и туда тоже сходила. Но! Ты же прекрасно знаешь, человеку с такой профессией, как я, положено иметь некоторые связи.
— Ближе к делу, Лара.
— Так вот: ничего.
— Что — ничего? — я стала на неё уже злиться. Иногда она слишком увлекается, забывая, что не на театральной сцене.
— А то — ноль. Информации тупо ноль. Нет, ну кое‑что есть, но всё очень гладенькое такое и обычненькое. Но конкретики нет. Родился, окончил школу, вуз, не женат.
На последнем её слове я моргнула. Да какая мне разница вообще? Бред.
— Вот в профессиональном плане — почти ничего, какие‑то общие размытые данные. Не находишь это странным? И тут вдруг он в столичном управлении полиции начинает вести довольное громкое дело.
— И что, по‑твоему, это значит?
— Что твой Бахурин не простой мент. Скорее всего, он безопасник. Или перевёлся, или твоим мужем заинтересовались куда более серьёзные структуры.
Звучит не особо правдоподобно. А там кто его знает.