— Та хай йому бис! — перебил Талалай. — «Пощечина» — це добре…
И тут пронзительно свистнул Шара Шараев.
— Шайбу, шай-бу! — в Москве он пристрастился к хоккею.
— Со мной был случай, — рассказал Аскер. — Редакторша прочитала рукопись романа: «Скучно, пресно, читатель ищет в горском романе мести, ударов кинжала». Я ответил: «Наш народ мал. Если на каждом шагу убивать, резать — сколько нас останется?»
Все как будто перешло на мирные рельсы. Кто-то стал уговаривать Амину не бросать работу. Она сказала, что подумает. Гости понемногу собирались расходиться. Хозяйка мило улыбалась.
Винский мрачно молчал, бросая исподлобья взгляды на Аскера.
— Ладно, пусть по-вашему. Пусть «Любовь учительницы», черт, дьявол. — Он взял свой объемистый портфель и двинулся было к двери. — Так что ж, Амина Алиевна, — спросил он домашним, спокойным голосом, — будем продолжать работу? Над «Любовью учительницы». Но только, разумеется, без обид и всяких глупостей…
— Нет, не смогу привыкнуть к вашим мгновенным переходам, к вашей резкости. Вы одаренный, вы добрый, так много для меня сделали. Но почему вас тянет на грубость и… на пошлость? Если…
Ах, как рыжая гора задымилась, заклокотала:
— Все слышали?.. Да ну ее к дьяволу! Капризная скандалистка, поборница современности и свободы! Знаете, почему обзывает пошляком?.. — Амина попыталась ускользнуть, он ухватил ее за руку. — Других обвиняете в пережитках… Нет уж, если ведете себя вольно, танцуете, гуляете — почему боитесь естественных поступков, нормальных слов? Из-за вашего ханжества я не смог привести главный довод в защиту своей позиции. Расскажите, как вы дали пощечину. И как я обрадовался. Как ваша пощечина осветила замысел, дала название повести… Не хотите, не станете? Ну и молчите. А вы, ребята, все слушайте! Пошлость вот в чем. В самый трудный момент, когда не знали, как повернуть вещь, Амина стояла у окна, задумчивая, милая. Я не удержался: обнял, поцеловал. И получил хорошую затрещину. И сверкнула искра, явилась идея, киноповесть стала на ноги. Я обрадовался…
Винский так увлекся — ничего не видел. Замира махала руками, кричала:
— Негодница! Дала пощечину, а потом с ним танцевала…
— Так вот какова технология творчества, — с радостным удивлением проговорил Костя Богатеев. — Поучительно, интересно!
— А ну, оставь руку девушки! — Мукаш разжимал пальцы Винского.
— Хлопцы, девчата! — восторженно бормотал Талалай. — От це конхликт, от це кино!
— Шай-бу, шай-бу! — продолжал свое Шара Шараев.
Вдруг удар, звон, крик женщин. Это Аскер. Такой спокойный, такой солидный, Аскер Цагатов со страшной силой вонзил кинжал в середину стола. Задрожала сталь.
— Банцайут, алгист фауат![5]
И как раз в этот момент отворилась дверь, и на пороге возник комендант общежития.
— Посторонние, — прохрипел он, — прошу!..
Мгновенно скрылась, растворилась Амина. За ней помчался Мукаш.
— Возьми свой кинжал! — крикнул ему вдогонку Аскер.
— Пусть заберет Магомед. Плевать хотел я на его кавказский подарок…
— Э-эй, ты что! Совсем спятил? Вернешься, я тебе покажу!..
Кто-то ухватил меня под руку.
— Куда? Зачем? — упирался я.
— Догнать надо Амину. Скорей, скорей! Дура девчонка может черт знает что натворить… Да поторопись ты!..
У парадной общежития мы поймали такси. Винский назвал шоферу адрес…
Вот написал, что поймали такси, что Винский назвал адрес… Это правда, только были еще подробности, для меня ничуть не важные. А что было важно в тот проклятый вторник, если с середины дня сам собой не управлял, подчинялся воле случая? Не думайте, что к ночи опьянел. Даже не устал, не хотелось спать… днем все-таки вздремнул: такой организм — если днем прикорну на полчаса — ночная бессонница обеспечена… Люблю бессонницу, если не слишком часто. За то люблю, что являются мысли. Почти все пустые, но случаются забавные, а иногда отберешь из кучи свежую, пригодную. Мысли, они, как рыбы: пойманные, еще долго прыгают, не даются в руки. Или повисают на кончике пера. Встанешь записать — они выпрыгивают из лодки… Из какой такой лодки? Кажется, я заговариваюсь…
В ту ночь, которая и вторник и среда, мы вышли вдвоем с Винским, он размахивал портфелем, говорил, говорил. Было начало второго, пора бы закругляться. Я обрадовался, что вышли на улицу. А зачем вышли? Винский догонял Амину. Если надо — пожалуйста. Я тоже готов ехать — вчера получил перевод за статью в журнале, послал деньги жене, себе тоже кое-что оставил, шуршит в кармане.