– Ну, для ходьбы его ноги годятся.
– Ему придется не только ходить, но и плясать, и прыгать, потом идти дальше и снова плясать. Он займет место в труппе синьора Витали.
– А где же эта труппа?
– Синьор Витали – я сам, а с моей труппой я вас сейчас познакомлю.
Сказав это, старик отвернул на груди баранью шкуру и вытащил какого-то странного зверька. Это он и шевелился, когда поднималась шкура. Что это за зверек? Я никогда не видел такого и с изумлением смотрел на него.
На нем была красная блуза, обшитая золотым галуном[3], но ноги и руки его были голые – да, настоящие руки, а не лапки. Только они были совсем черные. Голова, тоже черная, была величиной с мой кулак, нос короткий и вздернутый, губы желтые, глаза, необыкновенно подвижные и блестящие, были очень близко один от другого.
– Какая отвратительная обезьяна! – воскликнул Барберен.
Его слова вывели меня из оцепенения. Хоть я никогда и не видел обезьян, но слышал о них. Значит, это был не черный ребенок, а обезьяна.
– Вот первый артист моей труппы, – сказал Витали. – Это господин Проказник. Поклонись почтенной публике, мой милый.
Обезьяна приложила руку к губам и послала нам воздушный поцелуй.
– А вот это, – продолжал Витали, показывая на белого пуделя, – синьор Капи. Он будет иметь честь представить вам своих товарищей.
Белый пудель тотчас же вскочил, встал на задние лапы, а передние скрестил на груди и поклонился своему хозяину так низко, что дотронулся фуражкой до пола. Потом пес обернулся к товарищам и, продолжая держать одну лапку на груди, махнул им другой.
Собаки, не спускавшие глаз с Капи, тоже встали на задние лапы и, взяв друг друга за передние, сделали шесть шагов вперед, затем три назад и поклонились.
– Синьор Капи, или Капитан, – продолжал Витали, – начальник и командир моих артистов. Он самый умный из них и всегда передает им мои приказания.
Я хорошо понял смысл его слов, но мне было очень трудно не заплакать. Положим, воспитанники синьора Витали забавные и путешествовать очень весело, но тогда мне придется расстаться с матушкой Барберен. Впрочем, если меня отдадут в воспитательный дом, то мне тоже не придется жить с ней.
Я стоял молча, со слезами на глазах, не зная, на что решиться. Синьор Витали тихонько дотронулся пальцем до моей щеки.
– Ну, теперь я вижу, что мальчик умен. Он понимает дело и не плачет. Завтра…
– Пожалуйста! – воскликнул я. – Пожалуйста, не разлучайте меня с матушкой Барберен!
Меня прервал Капи. Он вдруг с громким лаем бросился к столу, на котором сидел Проказник. Воспользовавшись тем, что все смотрели на меня, обезьянка взяла стакан хозяина и собиралась выпить вино, но Капи, внимательно следивший за всем, заметил это и помешал ей.
– Вы лакомка и плут, господин Проказник, – строго сказал Витали. – Станьте в угол носом. Зербино, постерегите его и, если он вздумает тронуться с места, дайте ему хорошенький шлепок… А вы, Капи, – славная собака. Протяните мне вашу лапу, я пожму ее.
Обезьяна, жалобно пища, отправилась в угол, а Капи подал хозяину лапу.
– Ну-с, а теперь вернемся к делу, – сказал Витали. – Вот тридцать франков. Вы желаете получить их?
– Дайте сорок.
Они начали торговаться, но Витали вдруг перестал спорить и сказал:
– Мальчику скучно здесь. Пусть он лучше походит по двору, там ему будет веселее.
И, сказав это, он подмигнул Барберену.
– Да, ступай на двор, – сказал тот, – и не уходи оттуда, не то я рассержусь.
Я вышел во двор, но мне было не до веселья, и, усевшись на камень, я задумался. В эту самую минуту решается моя судьба. Что со мной будет? От страха и холода я дрожал всем телом.
Витали и Барберен говорили долго. Больше часа я сидел на дворе, поджидая Барберена. Наконец он вышел из трактира, но один. Может, он сейчас же отведет меня к Витали?
– Ну, идем домой, – сказал он.
Домой! Значит, я не расстанусь с матушкой Барберен! Я хотел расспросить его, но не решился, так как он был, по-видимому, в очень дурном расположении духа.
Мы шли молча, но недалеко от дома Барберен вдруг остановился и, рванув меня за ухо, сказал:
– Если ты осмелишься рассказать хоть одно слово из того, что было сегодня, то дорого поплатишься за это. А теперь иди!
Глава IV
Родной дом
– Ну, что же сказал мэр? – спросила матушка Барберен, когда мы вернулись.
– Мы не видели его, – ответил Барберен.
– Как? Не видели?
– Да, я встретился в трактире с приятелями, а когда вышел оттуда, было уже слишком поздно. Мы сходим еще раз завтра.