1916
Трубка
Маэда Нарихиро, владелец замка Канадзава в уезде Исикава провинции Кага, всякий раз посещая государственные палаты замка Эдо во время официальных визитов, непременно имел при себе свою любимую курительную трубку. Это было изысканное произведение работы знаменитого мастера Сумиёсия Ситибэя с узором в виде мечей и цветов сливы по золотому фону.
Клан Маэда по иерархии бакуфу имел места в зале собраний вслед за тремя семействами: Овари, Кисю и Мидзуно. Но по богатству почти никто из тогдашних даймё и мелкопоместных дворян не мог с ним соперничать. Поэтому для главы клана, Нарихиро, трубка из чистого золота была всего лишь красивой безделушкой, вполне соответствующей его положению.
Однако Нарихиро очень гордился этой трубкой. Правда, должно заметить, что сама по себе она вовсе не имела в его глазах какой-либо особенной ценности. Его радовало превосходство в сравнении с другими князьями собственной власти, позволявшей ему повседневно пользоваться такой трубкой. Пожалуй, можно даже сказать, что он гордился тем, что мог всегда иметь при себе этот символ миллиона коку дохода с земель провинции Кага.
Вот потому-то Нарихиро почти никогда не разлучался с трубкой во время посещений эдоского замка. И разговаривая с кем-нибудь, и даже в одиночестве он непременно доставал ее из-за пазухи и, зажав в зубах с важным видом, медленно пускал клубы ароматного дыма табака из Нагасаки или иных мест.
Конечно, его гордость, возможно, и не доходила до надменности, требующей выставлять напоказ трубку или олицетворяемый ею миллион коку, но, вне зависимости от его намерений, внимание всего дворца сёгуна явно было сосредоточено на трубке. И ощущение этого приносило Нарихиро изрядное удовольствие. По правде говоря, когда кто-нибудь из соседних даймё почтительно просил его оказать ему честь, позволив взглянуть на эту замечательную трубку, ему даже казалось, что после этого сам привычный дым табака ласкал язык приятнее, чем когда-либо.
Из тех, кого поражала трубка Нарихиро, особенно любило обсуждать ее, так сказать, духовное сословие. Стоило им собраться вместе, как они, наклонившись друг к другу, принимались чесать языки на любимую тему «трубки из Кага».
– Еще бы – княжеская вещь!
– Сколько, интересно, рё за такую в залог дали бы?
– А тебе-то что, да и кто ее станет закладывать?
В таком приблизительно духе велись эти разговоры.
И вот однажды, когда человек пять-шесть из них, выстроив в ряд свои бритые круглые головы, покуривали и по обыкновению обсуждали пресловутую трубку, к ним случайно подошел монах-щеголь Котияма Сосюн, приобретший в последние годы Тэмпо[33]role[34] главы «шести гениев поэзии».
– Хм, опять вы о трубке! – с подчеркнутым равнодушием процедил он, презрительно озирая собравшихся монахов.
– Что резьба, что металл – роскошная вещь! Для меня, у которого и серебряной-то трубки нет, один соблазн смотреть…
Увлекшись своими разглагольствованиями, монах по имени Рётэцу вдруг заметил, что Сосюн невесть когда подтянул к себе его кисет и, набив из него трубку, неторопливо пускал кольца дыма.
– Эй, эй, кисет-то не твой!
– Да ладно тебе!
Сосюн, даже не взглянув в сторону Рётэцу, снова набил трубку. Затем затянулся и, слегка зевнув, бросил кисет хозяину.
– М-да, дрянной табачишко. О твоих табачных вкусах даже слушать противно.
Рётэцу торопливо закрыл кисет.
– Чего? Да я ведь о том, что с такой-то трубкой, поди, и любой табак выкуришь!
– Опять трубка! – повторил Сосюн. – Ну, если она тебе так дорога, чего же не пойдешь и не попросишь ее?
– Трубку?
– Да!
Тут даже и Рётэцу опешил от наглости собеседника:
– Ну, знаешь, при всей моей жадности… Иное дело, будь она хотя бы серебряная… Но она все же золотая, трубка-то!