У Стивенсонов очень красиво. Каждое утро, вспоминая в такие мирные минуты свою жизнь сначала в миссии, а потом в монастыре, ты бормочешь короткую молитву, благодаря за то, что, когда ты уже думала, будто потеряла всякую способность к возрождению или самосовершенствованию, тебе нежданно выпало такое счастье. В колышущейся бледно-золотой траве равнины таится неизъяснимое наслаждение. В изгибе коричнево-золотой шеи жирафа, в бархатных движениях губ, общипывающих листву, – неизбывный покой. Жираф стоит на фоне неба, такого сверкающе-синего, что на него невозможно смотреть. Львиный рокот, дуга слоновьего бивня, точный взмах крыла хищной птицы внушают благоговейный трепет, напоминая, что ты часть этой жизни. По вечерам, потягивая коктейли, вы ждете свежевыловленную, маринованную в соке сахарной сливы или ликере из марулы рыбу, которую повар жарит на открытом огне. А для тех, кто засиживается допоздна, пока танцоры развлекают гостей на центральном газоне, есть мадора[48], матемба[49] и сорговое пиво. Зимой, когда даже солнце белое и стебли травы мягко покачиваются на ветру, у туристов перехватывает дыхание. Запах дыма от огня, на котором повар готовит еду, стелется над землей, а по вечерам вдали, над деревнями, где живут люди, словно восходящая полная луна, иногда тлеет красный ободок; так потрескивают и дымятся упадком их брошенные костры. В такие ночи небо пахнет домом. В проспектах говорится, и ты рассказываешь группе, что поселенцы из благоговейного страха назвали бескрайний вельд Страной бога. Туристы ахают, расспрашивают друг друга о каждом увиденном следе животного, о смешных навозных жуках, о водоеме, который имеет такой привлекательный вид, но в нем может таиться бильгарциоз. После обсуждения между собой они интересуются твоим мнением.
Так налет того, что мать со жгучим отвращением называла «английскостью», приобретенной тобой в женском колледже Святого Сердца, наконец-то становится огромным преимуществом. Как приятно, хоть ты и подползаешь к среднему возрасту, пожинать плоды монастыря, который, дав тебе образование, сделал тебя «ими» – «они», «африканцы». Будучи менеджером тура «Зеленой жакаранды», ты еще в достаточной мере зимбабвийка, то есть африканка, чтобы представлять интерес для туристов, но не настолько странная, чтобы казаться угрозой. Ты легко общаешься с ними со своим англиканизированным акцентом, старательно его воспроизводя, хотя и коверкая некоторые дифтонги. Та, кем ты стала в конце длинного, извилистого пути, восхитительно загадочна, но в то же время знакома туристам, а это притягивает. Не там, где ты считаешь себя дома, не в бунгало и не в конторе на Джейсон-Мойо, но в дороге ты становишься звездой. Ты проводишь время с немолодыми женщинами в группах. Они привозят с собой сувениры, которые в знак благодарности дарят тем, с кем сталкиваются. Тебе достаются шоколад, длинные узкие шифоновые шарфы и маленькие флакончики духов. Фрау Бахман – они много путешествуют с мужем – особенно щедра, она прихватила вдобавок немецкое рождественское печенье, которое настоятельно рекомендует тебе сохранить и разделить с родными. «Прелестно!» (Энтцюкенд!) – с восторгом восклицает фрау Бахман, когда ты рассказываешь, что раньше обладание священным тотемным животным, которое берегли и поэтому не ели, гарантировало безопасность. Если же тотемное животное все-таки съедали, то обязательно выпадали зубы, продолжаешь ты со смехом. Сегодня, однако, люди идут к травникам, которые дают лекарства, чтобы можно было есть все подряд. Ты объясняешь, что выражение, обозначающее инцест, буквально переводится как «поедание тотема». «Поразительно!» – кивают туристы. Ты в свою очередь записываешь немецкие слова, чтобы проверить их на двоюродном зяте.
В сезон туристы достают фотоаппараты и переводят целые катушки пленки, когда ты показываешь им дерево, в честь которого названо эко-сафари. На многих фотографиях твоя начальница – милая, но хитрая зимбабвийка скандинавского происхождения. Ты тоже на многих кадрах, перебравшихся через моря и океаны: несколько натянуто улыбаясь, стоишь под сиреневым пологом жакаранды или в тени акации на просторах саванны. Такой тебя и запомнят.
Вернувшись в контору после седьмого, особенно удачного сафари и ожидая повышения в тур-менеджеры, ты замечаешь в Трейси перемену. Она чаще уходит с работы к правительственным чиновникам в их кабинеты. После таких встреч становится неразговорчива, а если и говорит, то ограничивается короткими, отрывистыми фразами. Редко рассуждает о принципах. Сначала ты убеждаешь себя, что перемена в ее поведении вызвана натянутостью в отношениях с новым проект-менеджером, которую усилило твое отсутствие. Надеясь, что все именно так, ты целенаправленно, хоть и исподтишка, выискиваешь признаки разногласий между ними. Через несколько дней, что ты вкалываешь над опросниками и пишешь пространные отчеты по каждому аспекту тура – последнее порученное тебе дополнительное задание, – ты вынуждена признать, что причиной нового напряжения в конторе является не твой успех. Начальница и бывшая администратор по-прежнему составляют замечательную команду. Что еще хуже, предварительные результаты говорят о том, что количество туристов и отзывы о гетто Педзи будут по меньшей мере такими же, как у тебя.