– Спокойной ночи, Мбуйя. Спокойной ночи, Майгуру Тамбу. Спасибо, Майгуру. Мы поели. Мы сыты. Мбуйя, нам пойти посмотреть, как там Секуру?[54]
– Как хотите, – пожимает плечами Май.
Ты прикидываешь, как быть, и предпочитаешь выиграть время, чтобы все обдумать:
– Ну, пора спать.
Перейдя через двор к дому, ты останавливаешься, чтобы еще раз пожелать спокойной ночи племянницам. Возле «Мазды» лежит какая-то куча. Как и племянницы, не обращая на нее внимания, ты убеждаешь себя, что там тень.
– Я думаю, ваш дедушка вернулся туда, откуда пришел, – говоришь ты.
– Да, иногда он так делает, – тихо отвечает Консепт.
После такого разговора лучше сразу заснуть. Ты не рискуешь выйти почистить зубы, а прополаскиваешь рот водой из бутылки и выплевываешь ее в заднее окно.
В предрассветные часы почти круглая луна набирает полную яркость. Ее свет разливается по корзинам и коробкам в гостевой комнате, превращая тени в призраки детства – извивающихся змей и крадущихся гиен.
– Чемутенгуре! Чемутенгуре! – вопит твой отец севшим голосом.
В полудреме ты неподвижно лежишь на постели.
– Чаве чемутенгуре вири ренгоро.
Мукадзи вемутсвайири хашайи дови!
Катится колесо повозки.
У жены возницы всегда есть арахисовое масло! – свирепо рычит отец, словно выплескивая личную обиду на всех мужей, у чьих жен есть что намазать на лепешку.
– Дови! Арахисовое масло! – кричит он.
В большой комнате раздаются шаркающие шаги.
– Я забыла поставить ему к кровати угали, – шепчет Фридом, которая как младшая должна была помнить.
– Поделом тебе, если он тебя побьет. Ты слишком лихо жевала мясо Майгуру, – тихо отзывается Консепт.
– Иди к нему. Я сейчас все сделаю, – шипит в ответ Фридом.
Скрежещет засов входной двери. Скрипят петли. Дерево нижним краем скребется по полу.
Консепт хрипло смеется, забыв, что нужно говорить тихо.
– Надеюсь, ты что-нибудь оставила. Иди и возьми, не волнуйся. Скажи Мбуйе, что он еще спит, а ты только вспомнила. Но проверь. – В ее голосе все больше жизнерадостности. – Куда он собирался? Он упал прямо на «Мазду» майгуру.
К тому времени, как ты выскакиваешь, завязывая на поясе замбийскую юбку и заправляя в нее торопливо наброшенную футболку, отец уже отошел от машины и раскачивается под сигизиумом с краю центрального газона.
Спешит и Май, тоже завернувшись в ночную одежду, замбийская юбка уже намотана поверх выцветшей нижней, ночной платок небрежно повязан на голову. Фридом, виновато понурившись, на некотором расстоянии идет следом.
– Ви-ви-вири. Что я такого сказал? О, вири, я сказал вири, пожалуйста, вири, вири[55], – стонет отец, утихомириваясь, когда вы все подходите к нему. Он оглядывается и машет рукой в сторону машины. – У жены возницы? Нет. Нет, не у жены. Нет, это у отца возницы всегда в достатке арахисовое масло. Арахисовое масло! У отца оно всегда есть, арахисовое масло.
Май беспощадна.
– Колеса! – кипит она. – Какие еще вири? Единственное, что тут крутится, дурная ты тряпка, это твоя голова.
Отец, шатаясь, идет к тебе.
– Это ты, дочь моя. Ты приехала с этими колесами.
Но не дойдя до тебя, он поворачивается и, широко раскинув руки, на ощупь бредет обратно к машине. Май в ярости. Баба гладит стекло «Мазды». Май глубоко вздыхает и качает головой. Баба продолжает поглаживать дверцы машины, бамперы, капот. Потом начинает плакать.
– О, – вырывается из его груди. – О, неужто это моя дочь? Нет, быть этого не может. Моя дочь достигла таких высот? Хай-хай-хай-хай. Моя дочь, может ли это быть? Нет, ни в жизнь. Это не может быть моя дочь! Нет-нет, не трогайте меня, – стонет он, хотя никто и не думает его трогать. – Сегодня я видел то, что латает каждый шов и каждый рваный подол. Дайте мне постоять и посмотреть, что натворила эта мурунгу. Дайте мне посмотреть, что привезла мне моя дочь.
Он все стонет, наконец ты берешь его за руки и ведешь к дому, который построил его брат.
– Это я, Баба. Тамбудзай, – говоришь ты ему в лицо.
Но ему неинтересно.
– Вири, – тихо, мечтательно напевает отец, пока ты ведешь его дальше. – Ха, вакомана, о мужчины и женщины, вири, вири.
Когда вы входите в его комнату, он спотыкается о тарелки, оставленные Фридом. Угали, застывшее мясо, подливка, кусочки овощей разлетаются в разные стороны.