Крестьянская война постепенно вытравливала из народного сознания старое отношение к монарху как к наследственному, богоизбранному и человеческому суду не подсудному главе государства. Человеческий суд совершился и над Годуновым, и над Василием Шуйским, и над многими самозванцами. Этот суд был сперва судом народного мнения, а затем и судом действия. Характеры монархов обсуждались людьми «юнними», «малыми», «простыми» не в меньшей, может быть, степени, чем в среде боярства и дворянства.
Вслед за монархами обсуждение личных достоинств коснулось и всех руководителей ратного и «земского» дела. Июньский приговор 1611 года отчетливо отразил мысль о том, что начальниками должны быть люди способные, а не только бояре и княжата. История выдвинула тому конкретный образец — «говядаря» (торговца «говядами» — рогатым скотом) Кузьму Минина. Черты человеческого характера стали, следовательно, предметами всеобщего обсуждения. Вопрос о них в отдельных случаях приобретал государственное значение. Вот почему и в литературе так часто начало упоминаться народное мнение. Меньше всего в этом новом критерии для избрания «всенародным единством» монарха или военного руководителя было заинтересовано боярство. Поэтому-то характеру русских правителей относительно мало уделяют места боярские писатели начала XVII века: Авраамий Палицын, Катырев-Ростовский и некоторые другие. К ним, напротив, весьма внимательны писатели — обличители бояр: дьяк Тимофеев, автор Хронографа 1617 года и некоторые другие.
Итак, с начала XVII века перед историческими писателями встала особая задача — замечать и описывать сложность человеческого характера. Эта задача была выдвинута перед литературой самой политической жизнью, и вместе с тем она ответила внутренним потребностям развития самой литературы. Еще многое в литературе XVII века в приемах составления характеристик исторических лиц восходит к житийной литературе, к Хронографу, но многое уже видится по-иному. Форма еще остается старой, но глаз уже воспринимает острее и наблюдательнее прежнего. Но самое замечательное в литературе начала XVII века — это сознательность введения новых принципов характеристик исторических лиц. Авторы XVII века не только по-новому описывают характер исторических лиц, но высказывают принципиальные суждения о том, каким он им представляется. Недалеко то время, когда и самые приемы изображения человеческого характера изменятся, улягутся в новую литературную систему.
Изменение в отношении авторов XVI—XVII веков к человеческому характеру может быть изображено в такой последовательности: первоначально растет интерес к психологии исторических личностей, и рост этот отмечен чисто количественным увеличением числа и объема характеристик в произведениях XVI века; затем авторы исторических произведений начала XVII века научаются по-новому изображать характер исторических лиц, замечают в нем многое такое, что не было доступно их предшественникам, и одновременно начинают высказывать новые суждения о человеческих характерах, осознавая их сложность. Каждый новый этап в этом «обнаружении» характера непосредственно вызывался исторической действительностью. Новое отношение к человеческому характеру не было только явлением узколитературным. Оно позволило по-новому взглянуть на современность, на трагические события, свидетелями которых были писатели, и явилось новым этапом в развитии патриотического сознания.
Д. С. Лихачев
ПОВЕСТЬ О ЯВЛЕНИИ И ЧУДЕСАХ КАЗАНСКОЙ ИКОНЫ БОГОРОДИЦЫ
Подготовка текста, перевод и комментарии О. В. Панченко
ОРИГИНАЛ
Благослови, отче.[3]
Аще убо и предивно чюдо содеяся в роде нашемъ милостивнымъ посетом Творца благому всему Господа нашего и Бога Исуса Христа и рождьшей его Пресвятыя и Преблагословеныя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевыя Мария пречюдною и чюдотворною иконою в преславном граде Казани, но како возмогу, недостоин сый и недостойне устне имъя, провещати таковая?
Но обаче, надеяся на неизреченныя щедроты Сына Божия и того рождьшия молитвы, вселенныя учителя глаголъ восприиму: «Благословенъ Богъ и Отецъ Господа нашего Исуса Христа, Отецъ щедротам и Богъ всякия утехи, оутешаяй насъ от всякой скорби нашей и благословивый нас благословением духовным».[4]
1
2
3
4