В обрисовке персонажей, враждебных писателю, — таких, как этот Иван Иванович, или бездушная хозяйка собачки Бобика, или подтасовщик фактов корреспондент, — добродушный комизм, юмор уступают сатирической пародии, предупреждению героям и читателю: «На десять пушечных выстрелов не подпускать к своему домику» подобных людей и подобные чувства.
Эдуард Успенский родился в 1937 году. Он выпускник Московского авиационного института. Но душевная и творческая потребность говорить с детьми и воспитывать их привела его в детскую литературу.
По его признанию, главной своей задачей он считает пробуждение и воспитание гражданина. И в это воспитание входит идея дружбы, призванной передружить всех, больших и маленьких.
С ней пришли Гена и его друзья на киноэкран и вместе с лучшими современными сказками — к зарубежным ребятам. А со словами «Я ищу друзей» к советским детям пришел «Маленький принц» Экзюпери и многие литературные сказки других стран.
Сказка — нить, связующая детей мира. Сказка — птица, несущая на своих крыльях мечту о тех временах, «когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся».
Так в чем же все-таки то главное и неизменное, что позволило объединить под одной обложкой художников, столь отличающихся и вместе с тем близких?
Обратимся еще раз к повести о Биме и там отыщем ответ: «…только правда, только честь, только чистая совесть, и обо всем этом слово. Слово к маленьким людям, которые будут потом взрослыми, слово к взрослым, которые не забыли, что были когда-то детьми…»
Н. Павлова
Мустай Карим
РАДОСТЬ НАШЕГО ДОМА
Повесть
Куда уехала мама?
Есть ли у вас на душе что-нибудь такое, о чем вы хотели бы рассказать всем хорошим людям? Наверно есть! И у меня есть. Сейчас я начну рассказывать.
Это случилось в нашем доме во время войны. Мой папа тогда вместе со всеми джигитами аула воевал на фронте, а мама работала в колхозе.
Как-то зимой моя мама попросила у председателя колхоза, дяди Якупа, легкие сани, запрягла лошадей и привезла в гости бабушку из аула Тимертау[1]. Бабушка переночевала у нас, а утром мама стала собираться в дорогу. Человек не сушит сухарей, если ему недалеко ехать, а мама приготовила их целый мешок, да еще напекла разных вкусных лепешек. Потом связала какие-то вещи в узелки. Не будет же человек ни с того ни с сего связывать вещи в узелки!
Мне стало очень скучно, хотя никто еще не говорил, что мама уезжает.
— Вставай, Ямиль, вставай! — будит меня утром бабушка. — Смотри, какие вкусные лепешки испекла твоя мама.
Когда на столе что-нибудь вкусное, меня не надо долго упрашивать. Только это у нас редко бывает.
Я быстро умылся и сел на свое место за столом. Над большим самоваром поднимался пар.
Бабушка начала разливать чай. Мама все еще хлопотала у печки, потом наконец закончила свою работу и тоже присела к столу.
За окном было темно, только чуть-чуть белел снег. Почему же мы так рано пьем чай? Я сразу вспомнил о дорожных узелках и мешке с сухарями. Но мне все еще никто ничего не говорит.
После чая мама подзывает меня к себе и тихонько гладит по плечу:
— Сын мой, Ямиль! Я уезжаю в далекий город, а ты слушайся бабушку, хорошо?
— Хорошо, — отвечаю я и киваю головой, а из моих глаз катятся слезы. Я не могу удержать их, хотя уже раньше обо всем догадался.
Мама и бабушка как будто не замечают моих слез, и я, раза два шмыгнув носом, перестаю плакать.
— Будь осторожна, доченька, смотри вперед и оглядывайся назад, — наставляет маму бабушка. — Недаром говорят: в дальнем пути человека ждет сорок бед.
Мама не отвечает. Она снимает с вешалки свою шубу, берет теплую белую шаль и начинает одеваться. Бабушка подает ей вещевой мешок. Потом мы все трое садимся и долго молчим. Только бабушка что-то тихонько шепчет про себя.
Вдруг мама поднимается с места, обнимает сначала бабушку, потом меня и, прощаясь, говорит:
— Будьте живы-здоровы!
Мне становится очень жаль маму. На дворе темно и холодно. Сейчас зима, а мама отправляется в далекий путь!
Вот она, такая маленькая и тоненькая, быстро-быстро идет к двери. На пороге еще раз оборачивается, улыбается нам, говорит «до свиданья» и открывает дверь.
Вот она вышла во двор. Я слышу ее шаги, она ступит ногой — снег скрипит: скрип… скрип… скрип…
Вот открылись и закрылись ворота. Теперь уже снег скрипит на улице. Шаги удаляются, они делаются все тише, тише. Скрип… скрип…
Мы с бабушкой остаемся вдвоем и долго молчим. Потом я спрашиваю:
— Бабушка, что такое «сорок бед»?
Бабушка вздыхает:
— Не знать бы тебе ни одной, сынок!
Где сабля Батыра?
Мы живем вдвоем с бабушкой. Бабушка часто задумывается.
— Что же это нам нет ни письма, ни весточки? — говорит она.
Я уже не помню, сколько прошло ночей с тех пор, как уехала мама. За это время у нас случилось много нового: отелилась корова, а у черной рогатой овцы стало двое ягнят; один ягненок черный, другой — белый. В холодные дни мы приносим ягнят в дом. Они еще очень глупенькие, ничего не понимают. То прижмутся к раскаленной железной печке и опалят шерсть, то прыгнут на высокий сундук и упадут на пол. Когда ягнята поедят и согреются, они играют и бегают по дому.
— Эх, скотинка милая, как радуется! — говорит бабушка.
Спицы останавливаются в ее руках, она смотрит из-под очков на ягнят и показывает мне на них глазами. Клубок шерсти скатывается с ее колен на пол. Бабушка вяжет варежки для тех, кто на фронте. Я сижу на полу и прокладываю из лучинок мост между двумя валенками.
Бабушка снова начинает быстро-быстро вязать, а сама нет-нет да и взглянет на меня, приговаривая:
— Как радуются, как играют! И ягнятам весело, когда их двое. Вот если бы у тебя был брат или сестра, как было бы хорошо…
Я подбегаю к бабушке и прижимаюсь к ее плечу.
— У Фарита есть братишка, у Марата есть сестра, только у меня никого нет, — сейчас же жалуюсь я.
— А если бы у тебя была сестричка, ты любил бы ее? — спрашивает бабушка.
— О-о-очень бы любил! О-о-о! Если б у меня была сестричка!.. Я всегда носил бы ее на руках, ни разу не уронил бы. Как Марат!
Бабушка мягкой рукой гладит меня по голове. Мне хочется, чтоб она еще что-нибудь сказала, но она больше не говорит ни слова.
Я возвращаюсь к своему мостику. Но мостика уже нет. Ягнята, играя, рассыпали все лучинки. Ягнятам весело, их двое. А мне одному и играть не хочется. Если бы правда у меня была сестра! Я залезаю на сундук и сижу без дела. Сестричка, о которой говорила бабушка, встает перед моими глазами как живая. Я так ясно ее вижу. Вначале она кажется очень маленькой, а немного погодя становится такой же, как сестренка Марата — Фагима. У нее рыжие волосы, а на красном платьице нарисованы кружочки, похожие на глаза нашего гуся.
Целый день я думаю только о сестренке.
Вечером ложусь в кровать и жду, когда бабушка кончит свою работу. Иногда так и засыпаю, не дождавшись, когда ляжет бабушка. Но сегодня я не могу уснуть. На дворе буран. Ветер ударяет в ставни, и они грохочут на весь дом.
И в такую пургу нет дома ни папы, ни мамы! Может быть, они где-нибудь мерзнут… А сестричка моя? Мне кажется, будто она около папы и мамы…
Бабушка выливает воду из самовара, вытряхивает золу. Этим она всегда заканчивает свои хлопоты за день. И вот уже погасила свет, ложится в свою постель, недалеко от меня. Я высовываю голову из-под теплого одеяла и тихонько прошу:
— Бабушка, бабусенька, расскажи сказку!
— Ты все еще не спишь, ночная птичка? — спрашивает она.
— Только одну сказку, бабуся, а потом я засну, — снова прошу я и уютно сворачиваюсь под одеялом.