Выбрать главу

Посмотрим, какие имеются сведения о ходе самих военных сборов.

К 15 июня, т. е. за неделю до окончания срока сборов, князь Василий Полубенский явился со своим почтом в 50 коней[294] и одним из первых с отрядом в 526 конных (в том числе 94 «рацея» и 100 «ляхов Вольского» и 100–115 пеших) выдвинулся в район боевых действий.[295] Другой «дворянский реистр» датирован также 15 июня, принесен «от пана Яна, маршалка земского з Вилни» (имеется в виду, скорее всего, Ян Николаевич Радзивилл). В нём перечислены 518 «коней».[296]

Но самым важным свидетельством низких темпов сбора для нас является еще один реестр, составленный 18 июля. Он перечисляет всего чуть более 1200 человек.[297] Спустя почти месяц после окончания срока сборов посполитое рушение, за исключением небольших контингентов, так и не собралось.

Указанные документы Радзивилловского архива отражают лишь один из этапов сбора литовского войска. До начала выдвижения армии навстречу русскому войску оставалось еще почти полтора месяца — пока в Минске стоял Сигизмунд, за весь июль и август могли собираться войска. Следовательно, за этот срок численность литовского контингента могла возрасти в несколько раз за счет прибытия новых ополченцев.

Однако ни один документ этого не подтверждает, — мы встречаемся с привычной для XVI в. ситуацией, когда на призыв являлась небольшая часть ополчения (так было в 1512–1513 гг., во времена Стародубской войны 1534–1537 гг.[298] и в русско-литовскую войну 1563–1570 гг.[299]). За первую половину XVI в. шляхта ни разу не прибывала к месту сбора в точно установленный срок. Имелись случаи и уклонения от службы, и значительной задержки со сборами, несмотря на принятое решение жестоко карать тех, кто не поспеет к сроку на военную службу.[300] Многие могли отсутствовать на основании великокняжеских «вызволенных листов» с освобождением от службы. И, наконец, часть воинов не пошла с К. И. Острожским, а осталась с великим князем в Борисове (об этом ниже).

Подтверждают очень низкую явку на сборы и письма епископа Перемышльского Петра Томицкого, и Сигизмунда Казимировича, датируемые 18–26 июля.[301] В них указываются такие негативные качества, как медлительность и лень шляхты [cessatio или cunctatio (лат.) — промедление, мешкание, затягивание]. Низкий темп сборов посполитого рушения может свидетельствовать о нежелании шляхты воевать.

Отметим, что письма написаны спустя месяц после окончания срока сборов. Вообще, при чтении немногочисленных свидетельств о мобилизации в 1514 г. можно найти подтверждения словам С. Герберштейна, писавшего: «Если им (литвинам — А. Л.) откуда-нибудь грозит война и они должны защищать свое достояние против врага, то они являются на призыв с великой пышностью, более для бахвальства, чем на войну, а по окончании сборов тут же рассеиваются» [в другом месте: «как только дело доходит до выступления (из лагеря), один за другим являются к начальнику, придумывая всевозможные отговорки, откупаясь у начальника деньгами, и остаются дома»].[302]

Явно раздражённые нотки в посланиях великого князя Литовского и епископа Петра Томицкого, касающихся промедления со сборами, могут служить подтверждением того, что численность посполитого рушения существенно не возросла к концу августа, когда войско выдвинулось к Орше. Армия Сигизмунда начинает движение лишь после того, как к ней присоединились хоругви поляков-добровольцев, «охочие гуфы».

Итак, нет никаких оснований считать, что в поход выступило 14 000 – 16 000 посполитого рушения. Наоборот, при подробном рассмотрении вырисовываются очень низкие показатели сборов.

Помимо боевых частей, в походном войске присутствовало большое количество прислуги — «обозная челядь». Но её численность нам неизвестна, и подсчитать даже приблизительное количество не представляется возможным. В разных исследованиях состав обоза определяется от 2000 до 16 000[303] телег.

В войске присутствовали небольшие саперные подразделения под руководством Яна Башты,[304] которым позже удалось соорудить переправу через Днепр — понтонный мост шириной не менее 3 м.

Сохранившиеся «мобилизационные документы» (реестр «половицы почтов» от 23 мая, окружная грамота от 24 мая с адресатами, дворянские реестры за июнь и июль) позволяют определить примерную численность литовского контингента.

вернуться

294

Интересно отметить, что по переписи 1528 г. он выставлял 43 «коня».

вернуться

295

[1514] июня 10. Список дворян, отправленных с В. А. Полубенским // ПИВЕ. Т. VI. № 3. С. 26–27; Sigismundus, Rex — Stanislao de Chodecz // AT. T. III. № CCX. P. 149.

вернуться

296

[1514] июня 15. Дворянский реестр // ПИВЕ. Т. VI. № 4. С. 31. Интересно, что в документе присутствуют небольшие отряды с тех земель, которых изначально не затрагивал призыв. Так, в «дворянских реистрах» фигурирует полочане (до 300 человек) и смоляне («сто и 15 ч(е)ловеков пеших смолнян»). Последние, очевидно, в момент обложения Смоленска находились на службе вдали от крепости и не поспели к началу осады.

вернуться

297

[1514] июня 15 и 18 июля. Дворянские реестры // ПИВЕ. Т. VI. № 3, 4. С. 28–33.

вернуться

298

Кром М. М. Стародубская война 1534–1537. Из истории русско-литовских отношений. М., 2008. С. 29–30

вернуться

299

Янушкевiч А. М. Вялікае Княства Літоўскае i Iнфлянцкая вайна 1558–1570 гг. Мiнск 2007. С. 118–270.

вернуться

300

«хто бы службы нашое и року умешкал, тогды тыи мают караны быти шиями и именьи» (Акты Западной России. Т. II. № 88. С. 114–115).

вернуться

301

Напр.: AT. Т. III. № CCI–CCIII Р. 145–149; см. также: Любавский М. К. Литовско-Русский сейм. С. 201.

вернуться

302

Герберштейн С. Записки о Московии. С. 186–187.

вернуться

303

Zivier Е. Neuere Geschichte Polens. Bd. 1. Gotha, 1915. S. 138; Ярушевич А. Ревнитель Православия князь Константин Иванович Острожский (1461–1530) и православная литовская Русь в его время. Смоленск, 1896. С. 135. См.: Stryjkowski М. Kronika Polska, Litewska, Żmódzka i wszystkiej Rusi. T. 2. Warszawa, 1846. S. 385.

вернуться

304

Kaminski A. J. Dwa swiadectwa rycerskich zaslug mieszczanina zywieckiego Jana Baszty // Gronie. 1938. № 8. S. 194–196.