Но Бокий и Барченко не отказались от путешествия в мистическую Шамбалу. Начальник Спецотдела решил дождаться удобного момента, когда можно будет осуществить задуманное и утереть нос Трилиссеру и Ягоде.
Но, несмотря на все козни, один человек из членов экспедиции все же отправился в район Шамбалы. Перед началом операции Бокий проинструктировал его и сообщил, что задание является исключительно серьезным и никто, какое бы место в советской иерархии он ни занимал, не должен знать о «путешествии».
Уходивший в Шамбалу слушал начальника Спецотдела внимательно. Ему предстоял трудный путь. Но он не нуждался ни в визах, ни в документах, ни в бюрократических формальностях. Ему достаточно было приказа, чтобы пройти сквозь вражеские границы и кордоны. Это был Блюмкин.
Спустя полтора месяца на границе Британской Индии он объявился под видом тибетского монаха[81] в расположении экспедиции Рериха. Да, он уже догонял Лоуренса Аравийского[82].
Глава 13. Между Лехом и Хотаном
Ладакх— страна призраков. Здесь больше верят астрологам, чем политикам. Жильцы древнего края находятся во власти многочисленных примет и духов местности. В своем доме аборигены стараются закрашивать красной охрой углы и щели жилища, так как в них поселяются привидения, доводящие до бессонницы и безумия. Отшельники, обитающие в пещерах, искушенные в тантре и способные подчинить себе демонов ночи, обладают в Ладакхе непререкаемым авторитетом. В печальном краю верят, что черепа баранов, собак и конечно же человека, водруженные над входом в жилище, отгоняют привидений, что копья, сложенные на крыше, пугают злых духов и что всем нам угрожают двадцать четыре опасности от ста тысяч свирепых демонов. За сходную плату, в ненастье любой лама прочтет вам мантру об усмирении стихии и выплеснет в прямом смысле на ветер спиртной напиток, дабы умилостивить духов местности. Духи везде, духи во всем, весь мир пронизан невидимыми злобными существами. Это обитатели Ладакха усваивают с детства. Их жизнь— это беспрестанная борьба за выживание в бесплодных горах, где температура зимой такая же, как в полярной тундре. Но здесь люди доживают и до ста шестидесяти лет: их существование — томительное мучение среди буддийских божеств и ледников Малого Тибета.
Столица Ладакха — Лех — известна своей древней крепостью, вставшей над городом в 1620 году. У ее стен расположился рынок, и в 1925 году здесь слышалась разноплеменная речь Азии, мелькали яркендские халаты, тибетская бирюза и шкуры снежного барса. Лехская крепость внешне напоминала дворец Далай-ламы в Лхасе. Местный монарх позволил экспедиции Рериха поселиться в его просторном доме-замке, сам он предпочитал жить скромнее.
Стоянка в Лехе растянулась с 26 августа до 19 сентября. Здесь наняли двух опытных караванщиков — афганца Омар-хана и синзянского тюрка Назар-бая. Пополнили и запасы фуража. Но все же пребывание оказалось действительно долгим. И дело было не в найме новых животных и караванщиков, способных преодолеть высокогорный Каракорумский перевал. Экспедиция ждала «Ламу».
Гарм был маленьким районным центром Советского Таджикистана. В середине августа 1925 года сюда прибыл товарищ Петровский. Он приехал в этот пыльный край как сотрудник акционерного общества «Шерсть». У местной милиции и ОГПУ визит оптовика не вызвал никакого интереса. Два-три дня Петровский вертелся на базаре, шатался по улицам, отправлял какие-то телеграммы родственникам, встречался с одним из памирских проводников и… вдруг исчез. Точнее, отправился «за закупками в кишлаки». В день исчезновения из того же Гарма выехали два конных мусульманина, принадлежавших к секте исмаилитов. Один из них был памирцем Назар-Шо, отлично знавшим горные тропы, а второй еще недавно являлся товарищем Петровским, а еще раньше Яковом Блюмкиным.
О появлении секретного агента в Горном Бадахшане не знали ни комиссар памирского погранотряда Алехин, ни полномочный представитель ОГПУ в Таджикистане. Да и зачем было дразнить людей Трилиссера и Ягоды? Для них, как и для многих других, Блюмкин в это время работал в Наркомторге, ишачил на госслужбе от зари до зари. Уезжал на работу очень рано, а приезжал очень поздно. И тут же засыпал богатырским сном. В общем, отдыхал от ОГПУ.
В действительности в Москве оставалась его тень или тени — но это уже была забота Спецотдела. А живой Блюмкин в то время ехал за проводником на каурой лошадке по узкой тропе, петлявшей по кручам. Персидский язык Яков выучил еще в 1921 году, когда по заданию Коминтерна создавал компартию в Иране. Говорил он на нем лихо и даже мог цитировать Хайяма.
81
О путешествии Блюмкина в обличье ламы в 1925–1926 гг. упоминает начальник Разведывательного управления РККА в одном деликатном документе (РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 126. Л. 48).
82
В 1990–1991 годах в верхах КГБ серьезно обсуждался вопрос о присвоении Блюмкину звания «Героя Советского Союза».