Душа покойного губернатора Кашгара с некоторых пор стала вселяться в тело хотанского наместника, и виной тому был мистер Скрайн. Этот прилизанный джентльмен, поклонник прямого пробора и бриолина, служил британским консулом в Западном Китае. Английская миссия находилась в Кашгаре — столице одноименной провинции. В 1923 году, когда губернатор Ма Фусин был еще жив, Скрайн часто наведывался в огромный дворец деспота, хозяина гарема, состоявшего из пятидесяти жен. Губернатор был кровожадным садистом. Он терроризировал местное население, устраивал экзекуции с обрубанием пальцев и рук, с отрезанием ушей и выкалыванием глаз. Незначительный проступок мог привести к кровавой вакханалии или узаконенному государством членовредительству — к казни «10 000 кусочков».
Обычно Скрайн приходил во дворец в белом парусиновом костюме и черном галстуке, который менял иногда на бабочку а-ля Липтон. Губернатор— толстый, круглолицый старик— был настоящим китайцем, любителем водки, обильно стекавшей по его опущенным седым усам. Беседы со Скрайном проходили чинно и касались общего положения дел в провинции, рынка шерсти и новейших британских нефтеперегонных заводов. Голову Ма Фусина украшала армейская французская фуражка с воткнутым в нее страусиным пером. Мундир китайца имел эполеты — но он плохо сидел на властителе Кашгара, и Скрайн знал почему.
Как-то, во время очередного визита, Скрайн сообщил губернатору о том, что британские власти подробно осведомлены о его желании отделиться от Синцзяна и объявить Кашгар независимым. Англичане, — продолжал консул, — поддержат правителя провозглашенной страны, если он уступит Тибету, где сейчас в связи с волнениями находятся британские отряды, оазисы Хотан и Керия. Губернатор был взбешен этим предложением, и встреча окончилась скандалом. Возвратившись в консульство, Скрайн написал письмо к генерал-губернатору Синцзяна Ян Дуту и отправил его с курьером. В своей депеше он предупреждал давнего врага Ма Фусина, что этот сепаратист вот-вот заявит об отделении Кашгара.
Получив сообщение, генерал-губернатор объявил мобилизацию и двинул войска в направлении Кашгара. Командовать авангардом карательной экспедиции вызвался начальник учтурфанского гарнизона Ма Дажэнь. Его отряд лихим маневром обошел Кашгар и 1 июня 1924 года ворвался в город с тыла— со стороны гор. Вооруженные группы мятежников были застигнуты врасплох и рассеяны. Только отряд охраны губернатора забаррикадировался со своим правителем во дворце. При штурме резиденции Ма Фусин был ранен и пленен. По приказу победителя пленника распяли на низком кресте, так что он фактически стоял на коленях. Руки Ма Фусина были привязаны к перекладине. Ма Дажэнь подъехал на коне к своей жертве и воскликнул:
— Ты узнаешь меня, Ма Фусин?
— Да, ты — Ма Дажэнь, — ответил распятый.
Победитель выстрелил в жертву, и брызги крови испачкали мундир триумфатора, а это считалось дурной приметой.
За успешное проведение операции генерал-губернатор назначил Ма Дажэня правителем оазиса Хотан. Там им и овладел дух жертвы, и он временами терял рассудок.
«По некоторым сведениям, — сообщала советская разведка, — он за последнее время сделался психически ненормальным человеком. В отношении к населению принимает репрессивные меры, произвол и безобразие гуляют по всему хотанскому даоинству (округу. — О. Ш.) К англичанам относится недоброжелательно»[92].
Четырнадцатого октября 1925 года экспедиция Рериха въехала в ворота Хотана. До начала нового приступа безумия губернатора оставались считанные дни. По первоначальному плану караван должен был проследовать через оазис далее на восток и, достигнув городка Керия, подтвердить или опровергнуть информацию о появившихся здесь британских отрядах. Но сделать этого не удалось, так как, едва вступив в город, экспедиция попала под жесткий контроль Ма Дажэня.
Нет, Ма Дажэнь только казался сумасшедшим. Его соглядатаи уже с первых часов появления экспедиции в Хотане установили наблюдение за караваном. Даотай внимательно изучал иностранцев. Он пригласил незнакомцев к себе в резиденцию на торжественный прием по случаю прибытия экспедиции. Гости пили чай и ели диковинные восточные сладости. Кроме того, на столе находилось около сорока различных блюд, но прием назывался завтраком. Он длился шесть часов. Хозяин задал за это время несколько очевидных вопросов и раздал гостям свои визитные карточки — это были квадратики цветной бумаги желтого и красного цвета, испещренные иероглифами, сообщавшими его имя и звание.