«Ни один уважающий себя арабский государственный деятель не уступит' ни одной пяди нашей земли и не может себе позволить предоставить Израилю свободу судоходства… Ныне мы стоим лицом к лицу с Израилем. Если генералу Рабину угодно испытать силу своих войск без поддержки со стороны Великобритании и Франции, как это имело место в 1956 году, пускай попытается. Мы ждем его. Война может дать возможность евреям и государству Израиль помериться с нами силами. Флаг Израиля не будет более реять над Акабским заливом».
Другие заголовки из газет, вышедших в тот день:
• «Египет приступил ко второй фазе мобилизации и концентрации своих сил на границе с Израилем. В итоге, численность египетских войск в Синае достигла 80 тысяч человек».
• «Британия и Франция сегодня дали ясно понять, что Декларация трех держав 1950 года относительно обеспечения мира и безопасности на Ближнем Востоке отныне не является для них обязательной».
• «Посол СССР просил правителя Египта срочно принять его для передачи послания главы Советского правительства Алексея Косыгина».
• «Отряды морской пехоты в районе Эйлатского залива готовы предупредить любые попытки нарушения свободы судоходства в Тиранском проливе. Бронетанковые соединения приведены в состояние готовности и могут приступить к действиям немедленно».
Час от часу развитие событий все более напоминало водопад, который нельзя ни отклонить, ни остановить. Ничего другого не оставалось, как вовлечь в водоворот массовой мобилизации и парашютистов. Их призвали на последней стадии состояния общей боевой готовности.
К местам сбора парашютисты прибывали целыми группами. Некоторые из них не были уже военнообязанными: «Мы отмобилизовались на 120 %. — рассказывает замкомбрига. Была молодежь, лишь недавно вернувшаяся со службы, необстрелянная; были ветераны — участники Войны за Независимость, ответных операций в Газе, Кунтилле, Джарнделе и в Бал-Раве, в Калькилии и Синайской кампании. «Часть их, невзирая на многочисленные ранения, снова и снова возвращалась в строй, — рассказывает Моти. — Когда же им объявили, что по возрасту они не могут более быть парашютистами, они просто взбунтовались. И подписали особый документ, которым узаконили свое право на дальнейшее несение службы».
Человек, в свое время перенесший тяжелейшее ранение в брюшную полость, пришел в бригаду и заявил:
«С этого места я не сдвинусь».
Другой купил на свои деньги билет из Копенгагена и прилетел в Израиль, хотя его и не звали. Третий изучал в Италии медицину. Не сообщив о своем прилете домой, он с аэродрома прямиком помчался в часть (он погиб в бою: родителям так и не было суждено проститься с сыном, прежде чем ют отправился в свой последний путь).
Иные, по возрасту или состоянию здоровья включенные в оборонные формирования и службу гражданской обороны, бросили свои части и вернулись к парашютистам. Их глаза выражали мольбу: «Возьмите нас!»
Они были единственными дезертирами Цахала[1] в этой войне», — говорит командир 6-го полка Иосеф.
Через несколько дней после укомплектования бригады Моти обратился к личному составу на страницах бригадной многотиражки:
«Первая фаза мобилизации коснулась многих под разделений Цахала. Но ветры пока еще умеренные. Нас не позвали — а пока мы дома, можно жить спокойно.
Конечно, не очень приятно торчать в тылу, когда других призывают под знамена. Ведь кто остался? Женщины, да дети, да старики, да мы…
Но есть в этом повод и для определенной гордости: нас не зовут, пока не пробил час похода. Наконечник копья не для рытья оборонительных окопов…»
Когда за неделю после сбора бригады выяснилось, что неопределенность положения не рассеивается и «наконечнику копья» придется все-таки рыть землю, наступило разочарование. Смесь скуки и нервного напряжения всегда разрастается в предпоходные дни, как микроб на питательном бульоне.
Правда, пока никто этому разъедающему яду не поддавался: все с головой окунулись в поспешные приготовления, благодаря которым сотни штатских людей со всех концов страны постепенно превращались в спаянную боевую бригаду. Сначала была сброшена разномастная одежда и легкие башмаки. Их место заняли пятнистое маскировочное обмундирование и тяжелые «ботинки героев», завершающие наряд парашютиста. Далее, как во всяком аристократическом об-ществе, на сцену явился плащ — верный признак избранности.