Он вздохнул, положив лоб на костяшки рук. Попытка разобраться в положении вещей в мире сейчас больше смахивала на то, как если бы вообразить жонглера, играющего двадцатью шариками, при этом малейшее колебание или крошечное дуновение ветра означало бы катастрофу. Вдруг один лейтенант сделает неправильный звонок под огнем, вдруг один корабль попадет в шторм в неподходящее время, вдруг произойдет один несчастный случай на аэродроме в Англии или на заводе в Казахстане, и тогда судьбы миллионов людей будут предрешены.
Или это может произойти из-за ошибки одного одинокого офицера разведки в Берлине.
В коридоре подъезда загрохотал почтовый ящик, заставляя Виктора поднять взгляд. Ту небольшую корреспонденцию на имя Стефана Риттбергера, связанную с его реальными или сфабрикованными доходами, ему доставляли в обычное время, и было странно получить что-то вечерней почтой. Ему потребовалось несколько минут, чтобы надежно запереть и спрятать шифромашину, после чего он подошел к входной двери. На коврике лежал небольшой конверт с берлинским почтовым штемпелем. Он разорвал его.
«Герр Риттбергер,
Мне было бы приятно, если бы Вы поужинали вместе со мной в эту пятницу в 7 вечера по адресу, указанному ниже.
С уважением,
Ю. Кацуки
PS. Не нужно возвращать Верлена, если Вы еще не дочитали его».
Что ж. Либо это была чрезвычайно сложная ловушка, либо Кацуки на самом деле предлагал соблазнить себя за информацию. Виктору часто доводилось видеть почерк этого человека, чтобы быть полностью уверенным, что это точно не подделка, да и, честно говоря, «репрессированный японский бюрократ» был бы очень уж странной нацистской приманкой. Тем не менее, осторожность никогда не бывает лишней. Обратный адрес отсутствовал — Кацуки явно был уверен в своем приглашении. Виктор сложил записку и убрал ее в карман брюк.
***
Наступила пятница. Каждая частица воздуха вокруг Юри казалась заряженной статическим электричеством, шевелящим волосы на затылке. Он не мог сосредоточиться на работе более чем на несколько минут за раз и едва не перепрыгивал через комнату при каждом звонке телефона. Полковник тоже был в таком отвратительном настроении, что ничего не помогало, и третировал Юри длинной лекцией о своем расписании и плохом качестве обеда, переходя на крик. Когда Юри, наконец-то, рано отпросился с работы, сославшись на расстроенный желудок, то ему пришлось забежать к табачнику по дороге домой, чтобы купить еще одну пачку сигарет.
Он чувствовал себя так, словно собирался на самом деле устроить чинный ужин с Риттбергером. Что ему надеть? Нужно ли действительно принести еду, если советский шпион будет голоден? Он проторчал перед маленьким зеркалом над умывальником целых полчаса, укладывая волосы назад при помощи бриллиантина и переделывая раз за разом узел на галстуке.
Ему не следовало идти. Ему следовало сфабриковать собственную смерть и пойти и присоединиться к французскому Сопротивлению, или стать монахом, или переехать в Австралию, или буквально ничего не делать, но только не то, что он собирался. Может быть, посольство отправит его домой, если он притворится, что сошел с ума. А может, он уже сошел с ума.
Часы отбили шесть. Юри глубоко вздохнул, плеснул холодной водой на лицо и направился к двери.
***
Виктору доводилось делать много опасных, идиотских вещей: то он катался на коньках по едва замерзшему Ладожскому озеру в детстве, то бросил университет в революционном пылу, чтобы уйти в армию, но этот ужин легко мог оказаться самым безумным решением за всю его жизнь.
Он почистил и зарядил служебный пистолет, который обычно хранился вне поля зрения в коробке под кроватью, и закрепил его в наплечной кобуре так, что тот оказался по сути спрятанным под пиджаком. Он уже сделал требуемый от него еженедельный отчет с актуальной информацией, которую имел, и еще какие-то записи были спрятаны в доме в тех местах, о которых Фельцман знал и, случись с ним что, проверил бы. Виктор не доложил о приглашении майору, за что ему потом серьезно попадет, конечно, но в чем тогда был смысл службы в качестве независимого шпиона-оперативника, если не действовать на свой страх и риск? Если все пойдет не так, он был уверен, что смог бы выстрелить первым.
Адрес, который дал ему Кацуки, указывал на место на некотором расстоянии от города, намного дальше, чем обычно селили сотрудников любого посольства, насколько Виктор знал. И действительно, когда он прибыл туда, то очень засомневался, что Кацуки действительно жил в этом районе. Если предполагался обычный невинный ужин, тогда лучше не засиживаться слишком долго, а то еще машину угонят.
Виктор остановился перед узким, печального вида пансионом и позволил рукам отдохнуть на руле, пока двигатель остывал. Он все еще не знал, чего стоило ожидать от их встречи. Если Кацуки хотел соблазнить Стефана Риттбергера — или даже чтобы его соблазнили — тогда Виктору пришлось бы избавиться от глупых фантазий, которые он понапридумывал о мужчине, и заставить ситуацию работать в свою пользу. Если дела пойдут плохо… черт возьми, как же Виктору была ненавистна мысль о том, что придется стрелять в привлекательного японца, особенно учитывая, что тот начал ему нравиться. А более всего его не радовала мысль о том, что потом надо будет замести следы. Да еще и Фельцман не преминул бы задать ему много едких вопросов о том, что же именно он делал наедине в комнате со странным мужчиной в захудалом округе Берлина – а такие вопросы могли стоить ему звания и свободы даже в разгар войны.
Но Виктор уже проделал весь путь сюда. И надо было дойти до конца.
Входная дверь пансиона была открыта, но в прихожей никого не оказалось, как и в общих помещениях. Поднимаясь по лестнице, он перешагивал по несколько ступенек за раз, по пути разглядывая цифры на дверях. Пульс стучал все громче и громче в ушах, пока лестница не закончилась на последнем этаже перед поцарапанной деревянной дверью. Комната 10.
Он постучал.
— Открыто, — раздался голос изнутри.
Помещение ярко освещалось одной лампочкой без абажура, свисающей с потолка. Кацуки сидел прямо под ней за маленьким столиком с сигаретой между пальцами, и клубы дыма медленно перекатывались к незашторенному окну. Он казался спокойным, но при этом явно тратил огромное количество энергии, чтобы держать себя в руках. Кацуки не поднимал глаз, пока Виктор не закрыл за собой дверь и не подошел, чтобы сесть на стул напротив.
Боже, он был несправедливо красив.
— Добрый вечер, — сказал Кацуки, глянув в окно, прежде чем сделать глубокую нервную затяжку.
— Что ж, судя по всему, никакого ужина не будет, — сказал Виктор и слегка откинулся на спинку стула, пытаясь изобразить расслабленность, но на самом деле просто облегчил доступ к кобуре пистолета под пиджаком. — Почему бы Вам не сказать мне все прямо?
Повисла долгая пауза, и даже далекие звуки города стали вдруг отчетливо слышны в напряженной тишине этой маленькой комнаты.
— Вы — советский разведчик, — ответил Кацуки по-немецки, плоско и с акцентом, все еще глядя в окно.
Твою мать.
Должно быть, он еще никому не рассказал, иначе Виктор уже вел бы этот разговор с офицером СС в каком-нибудь темном подвале, но стрелять в Кацуки все равно придется, а еще надо придумать, как выйти из здания, не будучи замеченным, и…
— С моей стороны Вам не грозит опасность, — продолжил Кацуки. — И я бы посоветовал Вам держать Ваше оружие в кобуре, — он взглянул на Виктора и нервно улыбнулся, отчего стал выглядеть почти уязвимо. — Я пригласил Вас сюда, потому что мой руководитель посоветовал мне связаться с Вами.
— Ваш… руководитель?
— В МИ-6. (4)
Виктор смутно осознал, что сидел с широко распахнутым ртом.
Кацуки работал на британцев.
_____
1. Черуэлл — главный приток реки Темзы в центральной Англии.
2. Синай — бамбуковый меч, используемый в кендо.
3. Дюк Эллингтон (настоящее имя Edward Kennedy, 29 апреля 1899, Вашингтон — 24 мая 1974, Нью-Йорк) — американский руководитель джаз-оркестра, джазовый композитор, аранжировщик и пианист. Один из наиболее известных джазовых музыкантов XX века.