Приложеніе 3-е
Нѣчто о «Музыкѣ»
Употребляемый въ тюрьмахъ западнаго края, онъ нѣкоторыми словами рѣзко отличается отъ языка, употребляемаго въ тюрьмахъ сѣверныхъ или южныхъ губерній, Сибири и столицъ, — но все же представляетъ «одно цѣлое» — языкъ, которымъ пользуется «блатной» міръ нашего отечества. Языкъ, употребляемый столичными «блатными», подраздѣляется на «петербургскій» и «московскій». Слово, въ одной тюрьмѣ значащее одно, въ другой означаетъ нѣчто совершенно другое, что однако, какъ указано выше, не мѣшаетъ «блатнымъ», пользуясь этимъ языкомъ и жаргонами, повсюду отлично понимать другъ друга. Въ образномъ и подчасъ остроумномъ и мѣткомъ подборѣ словъ этого языка встрѣчаются часто проникшія въ него, большею частію въ искаженномъ уродливомъ видѣ, иностранныя имена и названія.
Въ языкъ этотъ вошли многія слова исчезнувшихъ на Руси «говоровъ». Исчезли «говоры» ушкуйниковъ, мазыковъ, офеней и кантюжниковъ, послѣ того какъ, въ силу соціальныхъ условій, исчезли сословія, создавшія ихъ.
Связь острожнаго жаргона и даже прямое происхожденіе его отъ офенскаго языка, по сходству большей части словъ, несомнѣнны.
Въ библіотекѣ Казанскаго университета существуетъ рукописная книжка «Описаніе Кричевскаго графства или бывшаго староства Гр. Ал. Потемкина, въ ста верстахъ отъ Дубровны, между Смоленскою и Могилевскою губерніею». Рукопись прошлаго [XVІII-го] вѣка. Въ ней, между прочимъ, попадается такое мѣсто: «Я думаю, что непротивно будетъ, если я упомяну здѣсь и о томъ нарѣчіи, которымъ всѣ кричовскіе мѣщане, а особливо живущіе около польской границы корелы (не отъ Кореловъ, а отъ грабежей своихъ такъ названные крестьяне) между собою изъясняются. Сіе нарѣчіе, подобно многимъ россійскимъ, а особливо суздальскому, введено въ употребленіе праздношатавшимися и въ распутствѣ жившими мастеровыми, которые, привыкнувъ уже къ лѣни и пьянству, принужденными находились для прокормленія своего оное выдумать и сплесть, дабы посторонніе ихъ не разумѣли и они всѣхъ тѣмъ удобнѣе обкрадывать и мошенничать могли. Употребляемая между ними таковая рѣчь называется „отверницкою“ или „отвращенною“». Авторъ «для любопытства» прилагаетъ нѣсколько словъ, глаголовъ и рѣченій этого языка. Вотъ все имъ приведенное:
«Еперь у каврюка чуху» — украдь у господина шубу; «хлизь въ хазъ, а то Сергѣй смакшунитъ» — иди въ избу, а то дождикъ замочитъ; «клёва кургаетъ» — хорошо поетъ; «манекъ химшаетъ» — мой братъ хвораетъ; «клева капени по лаудѣ» — хорошенько ударь его по головѣ; «гримусъ закотаетъ» — громъ убьетъ; «мощерникъ» — сапожникъ; «кулганникъ» — портной; «лохъ» — мужикъ; «яруха» (около-де Суздаля «гируха»[17]) — баба; «унхлытъ» — сестра; «кочетъ» — попъ; «кудлей» — еврей; «хазберніца» — церковь; «семирка» — игла (оттого что ихъ на денежку семь купить можно); «теплухи» — чулки; «кривцы» — деньги; «круглеки» — рубли; «зедька» — рожь; «сумѣха» — хлѣбъ; «лапта» — молоко; «тсекунъ» — масло; «лапуха» — щи; «нахринъ» — хрѣнъ; «кругалка» — рѣпа; «солодуха» — морковь; «лескушка» — чечевица; «кудрявка» — гречиха; «халбуръ» — овесъ; «бѣлуха» — пшеница; «цикаусъ» — просо; «акруша» — ячмень; «милкусъ» — пиво; «делька» — вода; «ардимаха» — вино; «алыда» — корова; «перхутка» — овца; «лауда» или «неразумница» — голова; «шихта» (а около-де Суздаля «карата») — дѣвка; «микрецъ»[18] — мальчикъ; «куба» (а около Суздаля «ламоха») — молодица; «кухторить» — продавать; «ухлывать» — бѣжать; «траить» — ѣсть; «набусаться» — напиться; «сеждонить» — сидѣть.
16
См. Максимовъ, Сибирь и каторга. С.-Петербургъ 1871. І. 429–459 (Тюремный словарь и искуственные байковые, ламанскіе и кантюжные языки), особенно стр. 442–443.=3-е изд. 1900, стр. 158–170, особенно 163–164.
17
По офенски: старый — «