Будучи, как и все учёные, прекрасно осознающим разницу между Востоком и странами Запада, Алмонд всё же немного выходит за рамки - некоторые учёные (или, как их называет Дональд Лопес, «одарённые любители») действительно охотились в 19-ом веке за живым буддизмом. Интересно, что и эти попытки также были сосредоточены вокруг контроля. Что же касается Тибета, то они обычно сопровождались откровенным отвращением. Лоуренс Уодделл, современник Блаватской, сообщает своим читателям:
Осознавая строгую секретность, которую ламы поддерживают в отношении своих, казалось бы, хаотических обрядов и символики, я был вынужден заплатить ламаистскому храму, чтобы уговорить исполняющих обязанности священников подробно объяснить мне символизм и ритуалы по мере их прохождения... Ламы были настолько любезны, что интерпретировали в мою пользу пророческое повествование, которое существует в их писаниях о буддийском воплощении на Западе. Они убедили себя, что я был отражением западного Будды Амитабхи, и таким образом, они преодолели свои угрызения совести и свободно делились информацией.[57]
Конечно, после того, как Уодделл «купил» этот храм, он ничего не сделал, чтобы отговорить бедных невежественных монахов от их неправильного выбора мессии. Тем не менее, хотя Уодделл получил контроль над «ламаизмом», он мало что мог изменить.
Основная часть ламаистских культов включает в себя глубоко укоренившееся поклонение дьяволу и колдовство, которые я описал с определённой полнотой. Ибо ламаизм лишь слегка покрыт буддийской символикой, под которой зловеще прорастает множество демонических суеверий.[58]
Таким образом, учёные конца 19-го века отрицали какие-либо действительно эзотерические учения в «истинном» буддизме, не беспокоясь о том, чтобы реально наблюдать и изучать живой буддизм, и считали тибетский буддизм особенно деградировавшим, демоническим и «небуддийским». Как пишет Лопес в тибетской главе своей недавней книги Curators of the Buddha (1995):
В свете европейского истолкования «подлинного буддизма» [тибетские практики] были сочтены омерзительным извращением рационального учения Будды, загрязнённым поклонением демонам и сакердотализмом до такой степени, что их вообще нельзя было называть «буддизмом», так что они получили название - «ламаизм».[59]
Именно в таком культурном контексте текстуальной одержимости и академического ужаса от всего мистического Е.П. Блаватская не только публично приняла живой буддизм, но и заявила вскоре, что говорит от его имени или, по крайней мере, от имени его эзотерического центра. Однако её истинное отношение к буддизму и, особенно, к «эзотерическому» буддизму двусмысленно и часто, по её собственным словам, противоречиво.
Будизм или буддизм?
Блаватская неоднократно заявляла, что Теософское общество не должно превращаться в религиозную организацию; оно не было буддийским, но уважало все религии, которые считало потомками древней корневой «религии мудрости», которая теперь, увы, стала полностью эзотерической вместе со своими адептами-хранителями. Отвечая на заявление Эмиля Бюрнуфа о том, что Теософское общество всё же представляет собой секту, и скорее всего - буддийскую, Блаватская пишет:
Мы приведём причины нашего протеста. Мы не привязаны к вере. Заявляя, что Т.О. является «буддийским», М. Бюрнуф абсолютно прав, однако, только с одной стороны. Т.О. имеет буддийский оттенок просто потому, что эта религия или, скорее, философия находится ближе к ИСТИНЕ (тайной мудрости), чем любая другая экзотерическая форма веры. Отсюда и тесная связь между ними. Но с другой стороны, Т.О. имеет полное право протестовать против того, чтобы его принимали просто за буддийскую пропаганду… Ибо, хотя мы полностью согласны с ней в отношении истинной природы и характера старого буддизма, тем не менее, современный буддизм является довольно догматической религией, разделённой на множество разнородных сект. Мы же следуем только за Буддой. Следовательно, если однажды возникнет необходимость отойти от реально существующей формы, будет ли кто-нибудь отрицать эту необходимость в отношении буддизма? Как только это произойдёт, не лучше ли вернуться к чистому и неподдельному источнику самого буддизма, чем останавливаться на промежуточной стадии? Такая половинчатая реформа уже была опробована, когда протестантизм откололся от старой церкви, и удовлетворительны ли результаты?[60]
Здесь Блаватская, безусловно, пытается совместить несовместимое. Она отрицает, что Теософское общество является средством буддийской пропаганды, одновременно утверждая, что они [теософы] следуют «только за Буддой»! Она уверена, что «экзотерический» буддизм из всех мировых религий наиболее близок к «ИСТИНЕ (тайной мудрости)», однако смотрит свысока на него, предпочитая «чистый источник самого буддизма» (тот самый источник, можно было бы добавить, который буддологи искали с момента рождения своей науки). Блаватская продолжает настойчиво исправлять ошибку всего истеблишмента ориенталистов, не признающих истинного эзотерического буддизма, тем самым защищая как северных, так и южных практикующих буддистов:
[Как говорит Бюрнуф], нет никаких тайн, или эзотеризма, в двух главных буддийских церквях, южной и северной, и буддисты вполне могут быть довольны мёртвой буквой учения Сиддхартхи Будды, поскольку до сих пор не существует учения, более высокого и благородного по своему влиянию на этику масс. Но здесь кроется большая ошибка всех востоковедов, потому что за внешним телом церковного буддизма имеется эзотерическая доктрина - облагораживающая душу философия. Церковный буддизм чист, целомудрен и безупречен, как девственный снег на покрытых льдом гребнях Гималайских хребтов, однако, столь же холоден и пустынен в отношении посмертного состояния человека. Этой тайной системе обучал исключительно архатов сам владыка Будда между часами дхьяны (или мистического созерцания). Это происходило, как правило, в пещере Саптапарна (Саттапанни в «Махавамсе»), известной Фасяню как пещера Чета у горы Вайбхара (Вебхара, на пали) в Раджагрихе, древней столице Магадхи. Именно из этой пещеры - называемой во времена Шакьямуни Сарасвати, или «Бамбуковой пещерой» - архаты, посвящённые в тайную мудрость, унесли своё учение и науку за Гималаи, где тайная Доктрина преподаётся по сей день. Если бы южноиндийские захватчики Цейлона не «сложили в груды до верхушек кокосовых пальм» книги буддистов и не сожгли их, подобно христианским завоевателям, которые сожгли все секретные записи гностиков и посвящённых, то у наших востоковедов были бы доказательства, и не нужно было бы сейчас отстаивать этот хорошо известный факт.[61]
Итак, существует эзотерическая и по сути «буддийская» доктрина, но её нет ни в одной из двух буддийских «церквей». Невозможно понять, что подразумевает Е.П.Б. под «северной церковью» - китайский, тибетский, монгольский, японский буддизм или же все эти, но вместе взятые его типы.[62] Более того, она уже где-то утверждала, что идентифицирует некоторых тибетцев, в частности, Панчен-ламу и Цонкапу, как носителей тайной Доктрины.
Во многих других местах Блаватская также очень запутанно пытается отделить экзотерический буддизм (религию) от эзотеризма как такового, т.е. от «религии мудрости», которой тайно учил Будда других адептов. Одна из тактик Е.П.Б., с которой согласны все буддисты, - это ссылаться на буддизм до Шакьямуни, утверждая его вечность и неизменность от века к веку. Идентифицируя такой буддизм, она полагает, что может с уверенностью утверждать, в чём его суть. В своей первой большой работе «Разоблачённая Изида» (1877) она пишет, что «самая ранняя система буддийской философии, существовавшая задолго до Гаутамы Будды, основана на несотворённой субстанции 'Непознаваемого', на Ади-Будде».[63] Тем не менее, она отмечает, что, будучи столь универсальной и вечной, эта мудрость принадлежит не только тем, кого называют «буддистами»:
62
Иногда Е.П.Б. использует неточный термин «северный буддизм» для обозначения китайского буддизма, например, когда в «Голосе Безмолвия» (p. 80) пишет: «Четыре истины в северном буддизме,