Представительство ЦРУ находилось на четвертом этаже — но его повели выше, к послу. Судя по активности в коридорах — над чем-то шла серьезная работа, посольство не простаивало. В приемной посла собрался народ, большей частью корейцы — но его провели из очереди. Люди, которые его охраняли — остались на входе и в здание не прошли.
Посол оказался типичным американцем — выше среднего роста, седовласый, чисто выбритый. Пожимая руку Авратакису, он поморщился — видимо, почувствовал запах спиртного. Авратакис с наглым видом уселся за приставной столик.
— Спасибо что встретили. Это действительно необходимо — я имею в виду, так ли стоит доверять нашим южно-корейским друзьям?
— Стоит. Они в основном заняты внутренней возней, против нас они играть не станут. Тут совсем недавно была диктатура, сейчас ее нет и они учатся жить в новых условиях. Мы им помогаем и они благодарны.
Авратакис знал, что такое «старые условия». Сотрудники КЦРУ имели право арестовать любого, заподозрив его в сочувствии к коммунистам или прямом контакте с северокорейской разведкой — и отвезти его в Бинго-хоутел. Бинго-хоутел — центр содержания задержанных, построенный рядом с основным зданием ЦРУ, там убивали и пытали. От людей избавлялись, бросая их в чан с серной кислотой, причем каким тебя туда бросят — живым или мертвым — зависело от настроения офицера, ведущего допрос. Люди пропадали и до этого не было никому никакого дела — в чем-то это было пострашнее Латинской Америки с ее мясниками в офицерской форме. Азия-с...
— Рад, что у нас такое взаимопонимание, но мне бы поговорить с начальником станции. Кто тут ус нас, Дилани[80]?
Посол хохотнул
— Отстали от жизни. Дилани уже в Токио. Пьет сакэ и весьма доволен жизнью.
— А кто тогда? — в ЦРУ было все так засекречено, что иногда ты годами не знал имени человека, работающего в соседнем кабинете.
— Я.
Авратакис не сразу понял — шутит посол или он всерьез. Совмещать должность посла и начальника станции ЦРУ было категорически запрещено.
Авратакис захохотал, словно на шутку, хлопнул по столу
— Остроумно, сэр, но мне бы все же поговорить с начальником станции. COS Only[81], понимаете, сэр?
— Начальника станции нет — уже раздраженно сказал посол
— Где он?
— На лечении. И вот что. Я придерживаюсь такого взгляда на дела — что если я отвечаю за какую-то страну, то я должен знать все, что в ней происходит, иначе я не посол, а поросячье дерьмо. Так что можете выкладывать, зачем приехали, мистер специальный посланник директора. Я догадываюсь — не для того, чтобы поесть свинины.
Авратакис почувствовал, что надо сдать назад — иначе будут проблемы. Посол Грегг был старым другом президента Буша, а кроме того — он был карьерным сотрудником ЦРУ и знал, как делаются дела. То, что он поморщился, давая понять, что чувствует перегар — не просто так. Если он напишет, что высокопоставленный сотрудник ЦРУ прибыл в Сеул в нетрезвом состоянии, добавит что-то от себя, а эти китайские болванчики в черных очках все подтвердят — комиссия по этике просто взбесится. Если еще пару лет назад над этим просто посмеялись бы — то сейчас расправа могла последовать немедленно. Кадровый сотрудник ЦРУ, начальник группы внутренней контрразведки Олдридж Эймс в конце семидесятых начал пить после развода, ему не хватило денег, он пошел в советское посольство и стал советским агентом — чтобы заполучить денег на выпивку, на развод и прочие тридцать три удовольствия. Все восьмидесятые годы он, не прекращая, пил, никто на это не обращал внимания — и лишь потом белоручка Гейтс каким-то образом выяснил, что он пьет не на свои. Когда начали проверять — выяснили, что уже поздно — он сдал всю разведсеть в странах восточного блока, сто семьдесят шесть человек — в том числе агентов чрезвычайной важности, таких как генерал ГРУ Поляков. Эймс ждал суда — а по ЦРУ покатился вал проверок, теперь на каждой проверке на детекторе лжи, которые полагалось проходить раз в месяц — задавали вопросы относительно того, кто сколько и чего выпил, о ком ты знаешь, как о лице злоупотребляющим спиртным или много болтающем в пьяном виде — и тому подобная мура. А у него после всего этого дерьма в Пакистане и того, что он пытался все исправить — накопилось немало врагов и те с удовольствием представят пьяную историю как чуть ли не измену.