Он вдруг заколебался.
— А обергефрайтер Йост? Он тоже предатель?
Шибанов подумал.
— Нет, унтер-офицер. Обергефрайтер Йост честный солдат. Поэтому ты отпустил его в деревню, к его знакомой вдовушке.
— Здесь нет деревни, — покачал головой Майер.
— Значит, он отпросился у тебя выпить шнапсу с друзьями из другого взвода. И он сидит сейчас с ними у костра и играет в карты.
"Неужели он и вправду его загипнотизировал? — спросил себя Гумилев. — Может быть, этот мальчишка просто прикидывается? А сам вернется к своему танку и закричит на всю степь: русские! Русские идут!".
Из темноты появился Теркин, бросил на землю перед Майером его гимнастерку и куртку.
— Одевайся, — велел Шибанов. — И иди обратно, быстро.
— Слушаюсь, господин гаупштурмфюрер, — танкист принялся торопливо натягивать на себя одежду. Нож он сноровисто спрятал за голенище сапога.
— Проводи его, — велел Жером капитану. Тот серым призраком скользнул между свисающими до земли ивовыми ветвями.
— Неужели получится? — прошептала Катя. Она была в форме СС-хельферин,[21] с серебряной звездочкой офицера войск связи. Гумилев не мог не признать, что вражеская форма ей очень идет.
После несостоявшегося поединка с капитаном Гумилев дал себе слово больше не заглядываться на сержанта медслужбы. Смешно — ведь вначале он даже не поверил Теркину, решив, что тот специально возводит на Катю напраслину, чтобы помирить их с Шибановым. Не поверил — но все-таки прокрался к дому Жерома, и, спрятавшись в кустах, прождал несколько часов. И только когда перед самым рассветом дверь домика тихонько открылась, и оттуда вышла Катя — Гумилев окончательно убедился, что Теркин говорил правду. Катя стояла на крыльце, и в сером предутреннем свете ее лицо казалось еще более тонким и одухотворенным, чем обычно. Может быть, потому, что она выглядела очень счастливой…
В тот момент Гумилев четко понял две вещи. Во-первых, Катя была влюблена в Жерома, и изменить это было уже невозможно. Во-вторых, командир по какой-то причине ничего не сказал ей о дуэли.
На следующий день Жером уехал в Москву, сказав, что занятий сегодня не будет. Незадачливые дуэлянты слонялись по территории базы, рисуя в воображении картины будущего трибунала. Друг с другом они не разговаривали, хотя Гумилев с удивлением обнаружил, что больше не чувствует к Шибанову той обжигающей ненависти, которая заставила его вызвать капитана на дуэль.
Жером вернулся поздно вечером. В глазах его плясали злые азартные огоньки.
— Вы оба пойдете под трибунал, — сказал он Гумилеву и Шибанову. — Как я вам и обещал.
Оба дуэлянта молчали, глядя в пол.
— Но есть и хорошая новость — это случится еще не скоро.
Командир выдержал драматическую паузу.
— Не раньше, чем группа «Синица» выполнит свое боевое задание.
Гумилев быстро взглянул на капитана. "Если у меня такое же выражение лица, — подумал он, — то со стороны мы должны выглядеть, как два идиота".
— Приказ о начале операции «Вундеркинд» подписан, — сказал Жером. — Завтра мы вылетаем на юг.
"Как вовремя!", — подумал Лев, но вслух ничего не сказал.
— Можете считать, что вам повезло, — голос Жерома был сух, как папиросная бумага. — Никто, кроме коменданта базы, не знает об инциденте в оружейке. Коменданту я сказал, что мы проводили незапланированные учения. Кстати, на вашем месте я бы извинился перед рядовым Борко. Да, и вот еще. Было бы крайне нежелательно, чтобы о вашей идиотской выходке узнала сержант Серебрякова. Все, я вас больше не задерживаю.
— Да уж, подфартило так подфартило, — задумчиво проговорил капитан, когда они, ошеломленные услышанным, возвращались домой. — Вот уж и вправду — судьба Евгения хранила…
Лев искоса посмотрел на него.
— Ну что ты дуешься, чудак-человек? Подумаешь, по роже ему дали… мне вон Теркин наш при первой встрече так наварил, голова потом три дня гудела…
— Ты извиняешься, что ли?
Шибанов сплюнул.
— Ну, если ты так ставишь вопрос… да, извиняюсь. Сам подумай — нам завтра за линию фронта лететь, а мы с тобой грыземся, как две шавки из-за косточки. Ну, что, мир?
Гумилев остановился.
— И за лагерную вошь извиняешься? Капитан скрипнул зубами.
— До чего же ты занудный бываешь, Николаич! Хорошо, и за это тоже. Все?
— Все, — сказал Лев, подумав.
Шибанов скорчил страшное лицо и протянул ему руку.
Унтер-офицер Ганс Майер вернулся через два часа.
— Господин гауптштурмфюрер, — доложил он, вытягиваясь перед капитаном. — Ваш приказ выполнен. Оба предателя мертвы.