Повернувшись, я встретился взглядом с профессором Уорреном и произнес одно-единственное слово: «Миноец?» Профессор Бристольского университета пожал плечами и озадаченно улыбнулся. Ронви Хэнки, почетный исследователь Лондонского университетского колледжа, которого я знал много лет, подмигнул и одобрительно кивнул. Словно получив подсказку от суфлера, Битак подтвердил, что мы смотрим на фрагмент минойской фрески.
Тишина внезапно взорвалась множеством взволнованных голосов. Обычно сдержанные ученые просто не могли ничего с собой поделать. Находка настоящих произведений минойского искусства в Египте имела огромное значение для египтологии и исследований Древнего мира в Восточном Средиземноморье. Безусловно, никто не мог этого предвидеть. Ничего подобного еще не появлялось ни в дельте, ни в долине Нила за двести лет раскопок. Я не могу переоценить важность этого открытия. Для того чтобы понять его значение, давайте повернем монету другой стороной и представим, какое влияние на умы оказало бы открытие египетской царской гробницы в стенах лабиринтоподобного дворца Кносса на острове Крит. Теперь вы можете понять причину возбуждения, которое открытие в Телль эд-Даба создало среди историков Древнего мира, собравшихся в Британском музее тем дождливым весенним днем в 1991 г.
Если бородатое мужское лицо на слайде перед нами действительно было образцом минойской фрески, созданной художниками с Эгейского моря, то что делали эти экзотические и таинственные люди в гиксосской столице Аварисе во время Второго Промежуточного периода в Египте? Думаю, вряд ли кто-либо понимал, что следует делать с этим поразительным известием. Но я находился в выгодной позиции и мог ухватить быка за рога (к слову сказать — см. ниже). На следующий день я вылетел в Египет для исследования Восточной дельты Нила и поэтому мог попасть в Аварис еще до того, как профессор Битак вновь прибудет к месту раскопок. Он направлялся в Вену на совещание, прежде чем вернуться в Каир, и дал мне разрешение посетить место раскопок и лично увидеть ход работ. Что за возможность для начинающего египтолога — быть свидетелем одного из величайших археологических открытий, сделанных при его жизни! Я не мог дождаться, пока окажусь на борту самолета, улетающего на Землю Фараонов.
Дорога до Восточной дельты от Каира была жаркой и пыльной. Я ехал с Роем Спенсом (1930–1999) — опытным «египтологом» и, несмотря на пожилой возраст, неутомимым исследователем нехоженых троп Черной и Красной Земли. Мы достигли Факуса, региональной столицы провинции Шаркийя, около десяти часов утра. Большой современный город Факус назван в честь древнеегипетского города Па-Куса (Факуса классического периода) и известного в книге Бытия как «Гесем» (Кессан в Септуагинте[5]). Когда мы повернули налево на дорогу к Танису вдоль канала Гидамон, я напомнил Рою, что мы находимся на земле пребывания древних израэлитов в Египте — в области, где Иосиф поселил своего отца Иакова, и в том месте, которое было поражено ужасными бедствиями, описанными в книге Исход. Эти судьбоносные дни казались очень далекими, когда мы неслись по асфальтовой дороге, обрамленной по обе стороны деревьями с выбеленными стволами — изобретением современных египтян, призванным обезопасить ночные поездки. Справа в промежутках между деревьями я мог видеть канал и простирающиеся за ним поля густой пшеницы, раскачивавшейся под дуновением весеннего ветра. Когда мы выехали на открытую местность, я мельком увидел величественного египетского сокола, камнем падающего с неба на какую-нибудь несчастную, не подозревавшую об опасности полевую мышь. За все годы моих путешествий по Египту я ни разу не видел такую большую и красочную хищную птицу, в точности похожую на изображение сокола Гора, украшающее царские гробницы в Долине Царей.
5
Греческий перевод текстов Ветхого Завета, выполненный еврейскими учеными в III веке до н. э. по заказу фараонов из династии Птолемеев.