— Не думаете же вы, что я держу такие суммы при себе!
— Разумеется, нет! С другой стороны, ни вы, ни я не заинтересованы в операциях с чеками. Так что лучше всего вам будет послезавтра, в понедельник, утречком наведаться в банк и взять там наличные, которые вы отдадите мне в тот же день… Что вы на это скажете?
— А кто гарантирует мне ваше молчание в дальнейшем?
— Сударыня, всякое дело основывается на известном взаимном доверии сторон. Если вы видите вокруг одно лишь мошенничество и ложь, мне вас искренне жаль. Не забывайте слова Расина: «Лишь от незнанья в щедром сердце поселится сомненья червь». Сие означает, что щедрое сердце должно быть доверчивым. А у вас оно щедрое. Их вашего прошлого явствует, что ваша душевная щедрость воистину не знает границ…
— О-о, хватит!
Шантажируемая пришла в сильное возбуждение и принялась мерить шагами комнату, заламывая руки, потом уселась за свой стол и глухо произнесла:
— Приходите в понедельник. Деньги будут.
Летуар покачал головой:
— Нет. Маленькая деталь, последняя — иначе вы сочтете, что я чересчур навязчив. Мне бы не хотелось возвращаться сюда, чтобы попасть на заметку вашей секретарше. Предпочтительнее встретиться на нейтральной почве и в более… э-э… безликом месте. Что вы скажете о музее? Это место одновременно общественное и укромное, культурное и познавательное… — Он поднялся. — Скажем, в понедельник, в два часа, в Лувре, голландский зал, перед «Уроком пения» Нецшера.
Он вышел, оставив брачного консультанта недвижимой, с устремленным на бювар бессмысленным взглядом.
В приемной он встретился со стриженой секретаршей, приветствовавшей его кивком заостренного подбородка, и восторженно поделился с ней:
— Мадемуазель Мартеллье просто бесподобна. До прихода сюда передо мной стояла серьезная проблема, и благодаря ей она уже почти разрешена.
Секретарша расцвела — разумеется, в пределах своих острых и тупых углов.
— А сколько людей все еще не решаются на подобного рода беседы! — сказала она. — Как они не правы! Если перед вами снова встанет проблема того же порядка, не раздумывая обращайтесь к мадемуазель Мартеллье. Разговор с ней всегда как-то утешает, подбадривает…
— Я бы сказал даже — обогащает, — присовокупил Летуар.
На улице наступила реакция. Силы вдруг покинули его, руки задрожали. Еще в восемь часов утра будучи самым заурядным хапугой-служащим, к восьми тридцати он стал разоблаченным хапугой, к восьми сорока пяти — убийцей разоблачителя, к девяти — могильщиком убиенного, а десять минут назад — неотразимым шантажистом: денек выдался насыщенным. Особенно для человека, не привыкшего трудиться по субботам.
Но очень скоро весенний воздух приободрил его, и он оказался во власти великой жажды женщин. Длинноносая наверняка укатила на уик-энд, Белокурая Бетти, должно быть, в провинции с дочуркой, Пепе и Лолотта, видимо, упорхнули в Тулон по случаю возвращения к родным берегам крейсера «Жанна д'Арк». Летуар скорым шагом направился к площади Клиши — рабочему месту Грузчицы, — напевая под нос любимый мотивчик из «Парижской жизни»:
Мне хочется забраться, забраться, забраться
К ней туда аж до сих пор
(два раза).
Часть вторая
(allegro con grazia[8])
Кошмар продолжался в вони паркетной мастики. Кошмар, населенный суконщиками и кормилицами. До сих пор ей не доводилось видеть столько суконщиков и кормилиц сразу Она уже начинала испытывать омерзение к этим кормилицам и суконщикам. Суконщики в черных шляпах и с белыми брыжами мерили ее со стен суровым и вместе с тем сладострастным взглядом; кормилицы и сосущие грудь младенцы посылали ей похотливые улыбки. Были тут и омерзительные ветряные мельницы на берегу пруда, и омерзительные блики от оконных витражей на плитках кухонных полов. Омерзительные иностранки, то ли америкашки, то ли англичашки, скользили от кормилиц к суконщикам и от ветряных мельниц к кухням в тишине, населенной иноязычным шушуканьем и поскрипыванием паркета. Омерзительный вездесущий смотритель дремал с одной стороны и прохаживался с другой.
На искомое она набрела случайно: две омерзительные бабенки, утопающие в крахмальных кружевах, разевали рты, а рядом с ними мужик перебирал струны гитары. Медная табличка гласила:
Гаспар Нецшер [1639–1684)