Обозы и тылы трех армий, собравшиеся на узком пространстве восточной части Керченского полуострова, разбивались авиацией. Армии к этому времени (к утру 15 мая) в своем составе имели только отдельные организованные части и соединения."[20]
Героизм, стойкость отдельных частей, подразделений, групп бойцов и командиров были не в состоянии переломить общую обстановку, отход наших войск при непрерывной бомбежке приобретал все более стремительный и неуправляемый характер. Под угрозой оказалась Керчь — место дислокации штаба фронта.
Видя, что командование Крымским фронтом окончательно утрачивает нити управления, Ставка отдает приказания, которые, как ни прискорбно, способны были разве что облегчить агонию. Но и они носили противоречивый характер.
Так, на рассвете 14 мая из Москвы поступило распоряжение Сталина о начале отвода войск на Таманский полуостров. К вечеру (в 18.10) И. В. Сталину доложили ответную телеграмму:
"Бои идут на окраинах Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать [его] к западу от Булганак.
Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной. Командный пункт переходит Еникале. Мы опозорили страну и должны быть прокляты. Будем биться до последнего. Авиация врага решила исход боя.
Мехлис."
Очевидно, панический тон телеграммы заставил Верховного Главнокомандующего принять решение, фактически отменявшее распоряжение о начале эвакуации. 15 мая в 1.10 Верховный телеграфирует генералу Д. Т. Козлову:
"Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя.
2. Перебросить к войскам, ведущим бой на западе, группу мужественных командиров с рациями с задачей взять войска в руки, организовать ударную группу с тем, чтобы ликвидировать прорвавшегося к Керчи противника и восстановить оборону по одному из керченских обводов. Если обстановка позволяет, необходимо там быть Вам лично.
3. Командуете фронтом Вы, а не Мехлис. Мехлис должен Вам помочь. Если не помогает, сообщите…".
Пожалуй, впервые Верховный высказал сомнение относительно пользы от пребывания армейского комиссара на Крымском фронте.
15 мая пала Керчь. В этот день в дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдера появилась запись: "Керченскую операцию можно считать законченной. Город и порт в наших руках". Немецкий генерал торопился. Сопротивление наших войск было еще отнюдь не сломлено. 17 и 18 мая Гальдер вынужден был засвидетельствовать в своем дневнике "ожесточенное сопротивление северо-восточнее Керчи". Тем не менее Крымский фронт был по сути обречен.
Как в эти драматические дни и часы держался представитель Ставки ВГК? Что испытывал он, видя, какой катастрофой заканчивается его пребывание на Крымском фронте? Чувствовал ли какую-то вину за собой?
Судьба хранила Мехлиса. 14 мая, находясь на КП 44-й армии, вместе с сопровождающими он попал под обстрел. Тяжело ранило начальника политуправления армии, порученца Мехлиса, были разбиты автомашины, у представителя Ставки же — ни царапины. Надо отдать ему должное — в подобных переделках он неизменно сохранял хладнокровие.
Мужества недоставало в другом: в признании собственной несостоятельности, порочности методов, которые использовал армейский комиссар в работе с людьми. Таким образом, анализ действий войск Крымского фронта свидетельствует, что наиболее ожесточенное сопротивление противнику оказали танковые части. В течение 8–9 мая они дважды останавливали наступление прорвавшегося численно превосходящего противника. 8 мая наступление вермахта было остановлено на линии высота 63,8, совхоз Арма-Эли, высота 50,6; 9 мая — на рубеже Пять Курганов, курган Сюрук-Оба.
В эти дни впервые на Крымском фронте развернулись полноценные танковые бои. Наши танки в этих боях действовали, как правило, при слабой поддержке артиллерии.
Потеря управления штабом фронта и штабами армии привела к запозданию с введением в действие танковых бригад и разрозненности их действий. Этому же послужило и отсутствие инициативы со стороны командира 40-й танковой бригады подполковника Калинина, который в условиях отсутствия связи со штабом армии бездействовал, в то время когда другие бригады вели бой с противником поблизости от него.
По обстановке 55-я танковая бригада слишком долго оставалась в составе 47-й армии, в связи с этим введение ее в бой запоздало на сутки.
Тем не менее, танковые части, задержав продвижение противника, обеспечили условия отвода других частей на новые рубежи обороны. Однако эти условия использованы не были.
В результате на небольшом пространстве у переправы (ширина 5 км, глубина — 3 км) скопилось большое количество людей и машин. Противника сдерживали лишь небольшие разрозненные отряды из наиболее стойких сил 51-й и 44-й армий, остатков танковых частей. Командование фронта направило всех штабных офицеров для развертывания обороны и сдерживания бегущих. Переправа началась и продолжалась все время под бомбежкой авиации, а с 15 мая противник смог вести по переправе артиллерийский минометный огонь. Когда часть людей была уже переправлена, внезапно был отдан приказ приостановить переправу и в течении суток ее не было.
Плана эвакуации штаб фронта не имел вплоть до 16 мая, да и в дальнейшем он до конца разработан не был и до войск не доведен. Средства эвакуации также не были своевременно затребованы.
Последующие события показали, что планового, организующего начала, в том числе со стороны представителя Ставки, по сути так и не было. Командование Керченской военно-морской базы, получив указание об эвакуации частей, само поспешило преждевременно переправиться на Таманский полуостров в ночь на 16 мая. Ряд других руководящих работников также поторопился перебраться на противоположный берег Керченского пролива. Заместитель командующего войсками фронта генерал-полковник Черевиченко убыл еще 13-го, генерал-майор Крупников, помощник командующего по формированиям, и ряд других генералов — 15-го, один член военного совета Колесов, правда, контуженный, был эвакуирован 16-го, другой — Шаманин убыл 17-го. В этот же день командный пункт фронта переместился на Таманский полуостров в поселок Кордон Ильича.
Плавсредства, предназначенные для эвакуации, подавались нерегулярно и несвоевременно. Командиры многих гражданских судов отказывались подходить к берегу под бомбежкой и артогнем, симулировали аварии. При потенциальной возможности переправлять в сутки 30—35 тысяч человек, 17 мая смогли эвакуировать чуть больше 22 тысяч, в иные дни и того меньше. Установленная очередность: раненые, материальная часть тяжелой артиллерии, реактивные минометы — не соблюдалась. Под видом раненых, признавался Мехлис в докладе Сталину, толпы невооруженных, деморализованных бойцов с бою захватывали суда и переправлялись на косу Чушка.
Полные трагизма картины нарисовала в коллективном письме Верховному Главнокомандующему группа политработников 51, 47-й и 44-й армий: "…Мы считаем, что неправильно информировали Вас, как прошли события на Керченском полуострове. В основном вся техника и транспорт, и склады всех трех армий остались у врага. 11 мая начали отходить, и до Керчи не было подготовлено ни одного оборонительного рубежа. Всю технику и транспорт никто из командования Крымского фронта не старался рассредоточить. И враг это использовал… в основном все разбомбил.
Никакого руководства этим отходом не было, кто куда смог, тот бежал, а в первую очередь генералы. На переправах лежали раненые, и их топтали ногами, не оказывали никакой помощи. Красноармейцы многие строили плоты на камерах из автомашин, на которых многие тонули, а часть из них унесло в Черное море. Отход наших войск не прикрывался ни авиацией, ни полевой и зенитной артиллерией, что дало возможность врагу беспрерывно бомбить отходящие войска уже на Таманском полуострове и в море наши суда. На всей площади переправы и косы было устлано трупами наших бойцов, командиров и политработников. Это все произошло благодаря предательскому командованию Крымского фронта, иначе считать нельзя…".[21]