Полоцк сыграл первостепенную роль в гражданской войне. П. Лойко в качестве предположения писал о Полоцке, как о столице Свидригайло, «столице Великого княжества Русского».[300] Указанное предположение белорусского исследователя целиком и полностью подтверждается свидетельствами источников. После счастливого спасения от рук заговорщиков, возглавленных Сигизмундом Кейстутьевичем, Свидригайло бежит именно в Полоцк. Некоторые западнорусские летописи сообщают о его бегстве «ко Полоцку и к Смоленску».[301] Но в ряде случаев имеется более точное летописное указание: «пошол на Русь… на Полтеск», «пошол к Полоцку княжити».[302] Не позднее 3 сентября 1432 г. беглец именно из Полоцка отправлял письма магистру Ливонского ордена.[303] После всякого очередного поражения (под Ошмянами, под Вилькомиром) Свидригайло неизменно направляется в Полоцк, собирать оттуда новые силы.[304] В его войсках было немало полочан, и множество их сложило головы в несчастном для их государя сражении под Ошмянами.[305] В Полоцке Свидригайло распускал свою армию по окончании походов на Литву, в Полоцке же назначал встречу отрядам орденских немцев.[306] Этот город упорно защищал дело великого князя русского, разбитого под Вилькомиром, и не сдался войскам князя Михаила Сигизмундовича, осаждавшего Полоцк и Витебск по приказу своего отца Сигизмунда Кейстутьевича, хотя под стенами его стояла в течение недели «вся сила литовская».[307] М. Любавский писал об особой верности по отношению к Свидригайло, проявленной тогда некими полоцким и витебским князьями Михаилом и Василием.[308] Однако в то время Свидригайло не имел достаточно сил, чтобы оказать поддержку своим полоцким сторонникам. В конце концов решимость к сопротивлению Сигизмунду Кейстутьевичу все-таки иссякла: «…полочане и витебляне, не слышевши соби помощи ни от кого, и далися великому князю Жыгимонту Кестутевичу».[309] Фактически после падения Полоцка и Витебска в 1436 г. шансы великого князя русского на победу свелись к нулю. Эти города были его главным оплотом, причем в большей степени — именно Полоцк, поскольку Витебск Свидригайло пришлось еще в 1433 г. брать, и там у него были, следовательно, не одни лишь сторонники.[310]
Что дал Полоцку Свидригайло, и почему город оказывал ему столь деятельную поддержку? Попытаемся ответить на этот вопрос, рассматривая в отдельности отношение к Свидригайло и его делу каждой социальной группы полоцкого населения. Полоцк являлся центром православной епископии, средоточием многочисленных православных церквей и монастырей. Следовательно, у проправославной политики великого князя русского в Полоцке должна была быть прочная поддержка со стороны многочисленного православного духовенства. Что касается князей и бояр (а судя по материалам так называемой Полоцкой ревизии 1552 г.,[311] Полотчина традиционно являлась центром боярского землевладения), то и первые (в т. ч. упомянутые уже князья Друцкие, располагавшие крупными земельными владениями на Полотчине и Витебщине), и вторые должны были поддерживать Свидригайло, во-первых, с точки зрения защиты православного дела, а во-вторых, добиваясь отмены невыгодных для них условий Городельской унии. В 1432 и 1434 гг. Ягайло и Сигизмундом Кейстутьевичем были даны привилеи, расширившие круг лиц, которые могли пользоваться рядом прав, содержащихся в условиях Городельской унии. Некоторые исследователи полагают, что эти привилеи удовлетворили многих сторонников Свидригайло и отбили у них охоту к дальнейшему продолжению борьбы, поскольку «…русская знать добилась сословного равенства с литовской аристократией».[312] Но М. Любавский считал, что привилей 1432 г. не оказал должного эффекта. Б. Пичета отмечал «половинчатость» этого законодательного акта, А. Пресняков подчеркивал, что условия привилея 1434 г. не привели к уравнению православной к католической шляхты по важнейшему принципу — принципу занятия государственных должностей.[313] Наконец, В. Каменецкий вообще выразил сомнение по поводу освоения привилея 1434 г. в реальной правовой практике.[314] Действительно, привилей 1434 г. если и был компромиссом, то довольно невыгодным для православной знати — права занятия государственных должностей она не получила.[315] Помимо этого обращает на себя внимание и чисто географическая ограниченность привилея: он относился к территории «…наших (Сигизмунда Кейстутьевича — Д.А., Д.В.) земель литовских и русских».[316] М. Любавский толковал эту странную географию как Литву и «соединенную с ней Русь в тесном смысле». Но, видимо, более корректным было бы считать, что законодательная сила привилея по данному определению распространялась на те территории, которые к 6 мая 1434 г. (дата утверждения привилея) контролировались Сигизмундом Кейстутьевичем. В отношении Литовской Руси это совсем немного — сюда не вошли Полоцк, Витебск, Орша, Борисов и Смоленск, находившиеся тогда под контролем Свидригайло. Но даже если принять трактовку Любавского, то и в этом случае полоцкая знать ничего по привилеям 1432–34 гг. не получала, т. к. Полоцк не входил в Русь, связанную с Литвой «в тесном смысле». Поэтому она оставалась верна Свидригайло до последней возможности.
312
Лойка П.А., с. 82; Юхо Я.А., указ. соч., с. 144, 145; Любавский М.К. К вопросу об ограничении политических прав православных князей, панов и шляхты в Великом княжестве Литовском до Люблинской унии. — М., 1909, с. 272–273; Kosman M. Orzeł…, с. 79: по поводу одного только привилея 1434 г.: Любавский М.К. Очерк…, с. 65.
313
Любавский М.К. Очерк…. с. 64–65: Он же — Литовско-русский сейм с. 77–78: Пичета В.И. Белоруссия и Литва XV–XVI вв. — М., 1961, с. 530; Пресняков А.Е., указ. соч., с. 135–136.