Косвенно это подтверждается аналогией, проведенной М. Стрыйковским между падением Полоцка и присоединением Пскова к Москве: в обоих случаях горожане поддались на ласку и уговоры.[485] Общий тон известий Штадена, Одерборна и Пискаревского летописца указывают на недостаточность сопротивления, оказанного городом, причем Одерборн прямо говорит, что одной из существенных причин сдачи Полоцка была боязнь, «как бы не возникло внутренних смут».[486] Ход переговоров 5–8 февраля дает этому дополнительное подтверждение. Переговоры велись со стороны осажденных Лукой Халабурдой и Василием Трибуном, московского же царя представляли Иван Черемисинов и Василий Розладин (затем один Черемисинов). Отношение русской стороны к переговорам понятно: они были на руку Ивану IV, поскольку С. Довойна сделал серьезную ошибку, не выговорив с первого же дня условия, чтобы московские войска не двигали к городским стенам своих укреплений, пока переговоры продолжаются. На это указал в своей хронике-мемуарах Л. Гурницкий.[487] В результате промаха полоцкого воеводы в ночь с 5 на 6 февраля «туры» были поставлены у самых стен.[488] Но московское командование надеялось, очевидно, все-таки договориться о мирной сдаче города: 6 февраля по-прежнему идут переговоры, хотя осаждающие уже получили возможность нанести решающий удар. Одерборн сообщает о содержании переговоров в эти дни следующее: царь «посылал парламентеров к воротам, и они угрожали… враждебными действиями…, в случае же сдачи он обещал, что все останется нетронутым…».[489] 7 февраля, устав ждать, царь меняет более сговорчивого Черемисинова на Михаила Безнина, потребовавшего от полоцких переговорщиков скорого принятия решения в ультимативной форме.[490] Вечером 7 февраля под город прибыл «большой» наряд, и медлить далее не было никакого смысла. Срыв переговоров 8 февраля окончательно убеждает командование московской армии в необходимости вновь прибегнуть к силе оружия.[491]
А вот позиция защитников города неясна и кажется непоследовательной. Конечно, Довойна пытался потянуть переговорами время и дождаться помощи от Н. Радзивилла, избавив в то же время город от артиллерийского обстрела. Но представляется крайне странным то, что 8 февраля в Безнина во время переговоров стреляли, ведь это и стало причиной срыва переговоров. В самом деле, если необходимо было тянуть время сколько возможно, то стрельба по царскому переговорщику, напротив, — не что иное, как наилучший способ уничтожить саму возможность продолжения переговоров. Снять это противоречие можно, кажется, лишь одним путем, а именно: предположить борьбу группировок в самом городе — за и против продолжения противоборства с войсками Ивана IV. Сами полоцкие переговорщики открыто говорят об этом: «…люди многие, а мысльми своими шатаются; иные люди бити челом хотят, а иные не хотят…»[492] Конечно, можно расценивать эти слова как очередную уловку послов, стремившихся продлить перемирие, но равно веским будет и другое предположение — в Полоцке, с его древней традицией вечевой свободы и участия посада в делах управления городом,[493] подобная критическая ситуация чуть ли не обязательно должна была породить разногласия. И тогда партия противников мирной сдачи могла наперекор партии ее сторонников сорвать переговоры самым радикальным методом. «Вычислить» две эти группировки точно не представляется возможным, но гипотетически расстановку сил восстановить нетрудно. Ни за что с Иваном IV мириться не стало бы католическое духовенство, едва ли — кальвинистское (впрочем, и то, и другое было немногочисленным, из всех храмов города католикам принадлежал лишь один бернардинский костел), никогда — польский гарнизон и вряд ли — полоцкая шляхта и верхушка посада. О полоцкой шляхте Стрыйковский писал однозначно как о людях, вместе с поляками оборонявших город до последней крайности. Посадские же богачи рисковали в случае падения Полоцка потерять все свое состояние. Во всяком случае, всерьез опасаясь наступления Ивана IV, жители ливонских городов просто-напросто отправляли свое имущество в Пруссию.[494] Московский царь мог рассчитывать обрести союзников в среде солидного по численности православного духовенства (более двух десятков церквей и монастырей, епископия), особенно если учесть торжественную встречу, устроенную им Ивану IV «в полотцких воротех»[495] после сдачи города. Очевидно, менее состоятельные посадские люди, рискуя, как им казалось, немногим и не стремясь подставлять головы под русские ядра, поддерживали переговоры. Наконец, впоследствии то ли С. Довойной из Полоцка были высланы «чернь и простой люд», то ли, согласно Лебедевской летописи, они и сами не пожелали уйти в замок, а ушли в расположение русских войск[496] — посадские низы и «селские люди», в том числе несколько тысяч взрослых мужчин, в любом случае не представляли собой надежной боевой силы для полоцкого воеводы.
486
Oderborni, указ. соч., т. 2, с. 226.; Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. — Л., 1925, с. 116; ПСРЛ, т. 34, Пискаревский летописец, с. 190.
490
Есть основания предполагать, что Безнин был автором «памяти», легшей в основу летописного известия о взятии Полоцка. Указанное известие несет отчетливые следы авторского начала, и автором его мог быть только очевидец событий зимней кампании 1562-63 гг., участник боевых действий и переговоров. Поиск упоминания самого автора в тексте известии выводит на трех лиц, соответствующих данным категориям: дворового воеводу П.И. Горенского, есаула у дозорщиков М.А. Безнина, И.С. Черемисинова, обязанностью которого было «за государем ездити». Первый из них едва ли мог заниматься заготовкой памяти для составления летописи, отправляя одну из ответственнейших во всей армии должностей. И.С. Черемисинов потерпел во время переговоров неудачу, а автор едва ли стал бы писать о себе плохо. Остается Безнин, на авторство которого указывают, во-первых, его дальнейшие занятия летописанием, во-вторых, служба при А. Адашеве во время похода на Феллин, где он мог впервые ознакомиться с летописным делом, коим занимался Адашев; наконец, анализ произведений М.А. Безнина, сделанный по известной методике Л.И. Бородкина — Л.В. Милова, скорее подтверждает авторство Безнина, нежели опровергает оное. См. о Безнине: ВС, т. IV, с. 41, 42; РИО, т. 71, с. 94, 139, 142, 177–180, 183; ПСРЛ, т. 29, с. 310–316; РК 1475–1598 гг. — М., 1966, с. 177, 180, 185, 189–192, 230, 236, 250, 277, 340, 365; РК 1559–1605 гг. — М., 1974, с. 90, 98, 143–144, 171, 173, 177, 187, 192, 200–201, 217, 245, 261; Бычкова М.Е. Состав класса феодалов в России в XVI в. — М.: «Наука», 1986, с. 114; Мордовина С.П., Станиславский А.Л. Состав особого двора Ивана IV в период «великого княжения» Симеона Бекбулатовича. // Археографический ежегодник за 1976 г. — М.: «Наука», 1977, с. 181; Акты феодального землевладения и хозяйства, ч. 2. — М.: АН СССР, с. 437, 440, 446, 456, 492; Книжные центры Древней Pуcи. Иосифо-Волоколамский монастырь — Л.: «Наука». 1991, с. 19–22; Зимин А.А. Крупная феодальная вотчина и социально-политическая борьба в России (Конец XV–XVI вв.). — М., 1977, с. 157–160; Скрынников Р.Г. Царство террора. — СПб.; «Наукам 1992, с. 229, 233, 444, 474, 515, 520; Корецкий В.И. История русского летописания второй половины XVI–XVII вв. — М.: «Наука», 1986, гл. 3; Он же: Безнинский летописец конца XVI века // Записки отд. рукописей ГБЛ, вып. 38. — М., 1977; Нирбок (Кобрин) В.Б. Михаил Безнин — опричник, монах, авантюрист. // Вопросы истории, 1965, № 11; Waugh D. Cl. Two unpublished Moscovite chronicles. — Oxf. Slavonic Papers, new ser., v. XII, 1979, и др.
M.A. Безнин — личность примечательнейшая. Возвышение его началось именно с Полоцка. Впоследствии Безнин стал видным опричником, воеводой и дипломатом, получил чин думного дворянина. Это был образованный человек, летописец и, в преклонные уже годы, — библиотекарь Иосифо-Волоцкого монастыря.
Согласно знаменитой описи царского архива XVI столетия, в ящике № 220 хранились «списки и грамоты ис Полотцка… князь Петра Серебряного» (Государственный архив России 16 столетия. — М., 1978, ч. 1, с. 93). Но едва ли стоит считать автором летописной повести о взятии Полоцка князя П.С. Серебряного, поскольку он числился под Полоцком одним из воевод полка правой руки, стоявшего в Задвинье, и не мог быть очевидцем ни боевых действии, ни переговоров (ПСРЛ, т. 29, с. 305). Указанные же «списки и грамоты» датируются либо вт. п. 1563 г., когда князю Серебряному приказано было принять участие в «сыске границ полоцкого повета», или же летом 1567 г., когда он охранял строительство нового города Копие в 70 верстах от Полоцка (Временник ОИДР, 1856, Тетрадь…, с. 20; ПСРЛ, т. 29, с. 355).
493
Пашуто В.Г., Флоря Б.Н., Хорошкевич А.Л. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. — М.: «Наука», 1982, с. 119–125.