Однако ряд других источников противоречит этой версии. Это, во-первых, сообщение Румянцевской летописи, составленной ненамного позднее полоцких событий, о том, что Иван IV «простой народ побил».[519] Во-вторых, известие Левенклавия, настаивавшего на зверской жестокости царя: «…пленников…связав железными цепями (!) и угнав в Московию, других же до 40 тысяч убив, сам город сжег». Трактат Левенклавия (Levenclavius, Löwenklau — 1533–1593 гг.) «De moscovitarum bellis cornmentarius» был издан в 1571 г. в качестве приложения к известному труду С. Герберштейна о Московском государстве. Самое беглое знакомство с трактатом убеждает в ярко выраженной тенденциозности автора: Левенклавий крайне враждебен по отношению к Ивану IV. Левенклавий считал, что московский государь распространял за рубежом «семена раздора», делая все, чтобы захватить большую часть польской Ливонии, «но не мог договориться ни с народом, ни со знатными людьми земель, на которые он претендовал».[520] В трактате личность Ивана IV нередко выставляется в самом мрачном свете, куда чернее и кровавее, чем у Карамзина. Едва ли есть основания полностью доверять сведениям трактата. К тому же из летописных известий, из «Записок о Московской войне» Р. Гейденштейна к др. польских источников неоспоримо следует, что Иван IV города не сжигал, а напротив, занимался в нем строительством — по его приказу были возведены новые укрепления. А пожар являлся результатом действий самого полоцкого воеводы и артобстрела перед предполагавшимся штурмом замка. Это свидетельствует либо о неточности, либо о плохой осведомленности Левенклавия.[521]
«Жестокая версия» присутствует в многочисленных летучих листках, распространявшихся противниками русского влияния в Ливонии. Их сильной стороной была образность, их слабой стороной была точность. Текст одного из подобных изданий приведен Г.В. Форстеном в его работе «Балтийский вопрос в 16 и 17 столетиях» («Правдивое и ужасающее известие…» — 1563 г., отпечатано в Аугсбурге М. Франком), по поводу казней там говорится: «[Иван IV] город целиком и полностью сжег до основания и двадцать тысяч человек предал мучительной смерти на крючьях и виселицах».[522] Стиль и тон, в котором выдержан летучий листок, призывы обратиться к Господу Богу перед лицом «бича Божьего», «язычников», указывают на очевидный пропагандистский характер издания, а по поводу пожара в Полоцке обнаруживается та же неточность, что и у Левенклавия. И, наконец, наиболее неправдоподобно изложен этот вариант у Г. Штадена: «Великий князь вызвал из города все рыцарство и воинских людей. Их таким образом разъединили, а потом убили и бросили в Двину. С евреями, которые там были, случилось то же самое, хотя они и предлагали великому князю много тысяч флоринов выкупа». Это известие опровергается и польскими, и русскими источниками, едиными в том, что польский гарнизон отпущен был на свободу.[523]
521
А. Капеллер считает, что в описании первых лет Ливонской войны Левенклавий следует «Historia» Бреденбаха, а с 1560 г. он явно почти целиком основывается на печатных источниках, весьма немногословен, кое-где даже допускает ошибки, указ. соч., с. 44. У Бреденбаха, кстати говоря, описания борьбы за Полоцк зимой 1562-63 гг. нет.
523
Штаден Г., указ. соч., с. 116.; и совершенно легендарный характер носит записанное И. Берлиным устное предание полоцкой еврейской общины — Берлин И. Сказание об Иване Грозном и о разгроме еврейской общины в Полоцке. // Еврейская старина, 1915, вып. 2.