Дело бояр Романовых, связанное с неким «волшебством», подлежало не царской, а духовной юрисдикции[592]. Поэтому, как и положено, следствие велось патриархом Иовом: «…и привезоша те мешки на двор к патриарху Иеву и повеле собрати всех людей и то корение из мешков повеле выкласти на стол, что будто то корение вынято у Олександра Никитича и тово довотчика Фторово поставиша ту в свидетели». Публичное разбирательство дела вызвано не только чрезвычайным поводом: подозрение падало на одну из первых боярских семей в государстве. На двор к патриарху «приведоша» всех братьев Романовых, начиная со старшего Федора Никитича, который и должен был ответить за весь род. Боярская дума приняла самое активное участие на стороне обвинения, и Романовы ничем не могли оправдаться: «Бояре же многие на них аки зверие пыхаху и кричаху. Они же им не можаху что отвещевати от такова многонародного шума». Вряд ли Федор и Александр Никитичи молчали из-за того, что не могли перекричать толпу. Для них, очевидцев и участников многих опальных дел, видимо, не оставалось сомнений, что пришел их черед.
За полвека доминирования в Боярской думе род Романовых имел устойчивые позиции, обеспеченные их родством с первой женой царя Ивана Грозного Анастасией Романовной. Ее брат и царский шурин Никита Романович при других обстоятельствах мог быть таким же правителем, как и Борис Годунов. Первенствующее положение в Думе Никиты Романовича было неоспоримо, что и подтвердилось его включением в регентский совет после смерти Ивана Грозного. Сыновей Никиты Романовича, Федора, Александра, Василия, Михаила и Ивана, в Москве любили как наследников заслуженного рода и детей известного боярина, оставившего по себе память даже в исторических песнях. У Бориса Годунова, как мы помним, был «завещательный союз дружбы» с Никитой Романовичем, умершим в самом начале царствования Федора Ивановича, и Борис, пока был правителем Московского государства, выполнял условия этого завещания. Федор Никитич Романов был пожалован боярством еще при жизни отца и заседал в Думе с 1585 года[593]. Александр Никитич попал в Боярскую думу сразу же по воцарении Бориса Годунова. Теперь же царь отказывался от «завещательного союза» и обрушивал свой гнев даже не на одних старших братьев Романовых, с которыми он при послушной Думе мог справиться и раньше, а на весь романовский род вместе с ближайшими родственниками.
«Новый летописец» рассказывал о начавшемся следствии: «Федора же Никитича з братьею подаваша за приставы и повелеша их крепити; сродников же их: князь Федора Шерстунова и Сицких молодых и Карповых роздаша за приставы ж. По князя Ивана же Васильевича Сицкова послаша в Острохань и повелеша его привести и с княгинею и з сыном к Москве сковав. Людей же их, кои за них стояху, поимаша. Федора ж Никитича з братьею и с племянником, со князь Иваном Борисовичем Черкаским, приводиша их не одиново к пытке. Людей же, раб и рабынь, пытаху розными пытками и научаху, чтоб они что на государей своих молвили. Они же отнюдь не помышляюще зла ничего и помираху многие на пытках, государей своих не оклеветаху. Царь же Борис, видя их неповинную крове, державше их на Москве за приставы многое время; и, умысля на конешное их житие, с Москвы посылаше по городом и монастырем»[594]. Как видно, следствие затронуло весь разветвленный клан Романовых, в том числе и их родственников по женской линии — князей Сицких, Черкасских и других. Доказательств, кроме «корениев», никаких получено не было, но и их было достаточно, так как это прямо нарушало крестоцеловальную запись Борису Годунову.
Расследование дела затянулось надолго. Р. Г. Скрынников установил, что арест Романовых состоялся еще осенью, в ноябре 1600 года, и следствие продолжалось более полугода[595]. Тронуть Романовых без того, чтобы нарушить иерархию многочисленных боярских и княжеских родов, было невозможно. Тогда существовало правило, что за действия одного родственника отвечал весь род. Еще до того как случилась романовская катастрофа, у нее были грозные предвестники. Царь Борис Годунов действовал по веками проверенному принципу «разделяй и властвуй». В 1600 году Федор Никитич Романов проиграл местнический спор князю Федору Андреевичу Ноготкову-Оболенскому. Решение Годунова полностью удовлетворяло амбиции князя Федора Андреевича и ставило его «местами больше» не только Федора Никитича Романова, но и его деда — отца царицы Анастасии Романовны. А. П. Павлов, обративший внимание на этот случай, писал: «Этим самым как бы перечеркивалось правительственное значение рода Романовых, основанное на родстве с прежней династией»[596]. Следовательно, при желании царь Борис Годунов мог бы организовать преследование рода Романовых, полностью уничтожив их местническое значение и без пролития крови. Не меньше, если не больше, жаждали изгнания Романовых из Думы другие бояре, пылавшие гневом на них, «аки зверие», что и проявилось в деталях расследования дела.
592
См.: