Никто точно не знает, сколько всего было разбойников, кто входил в их отряды и даже когда произошло сражение с войском Хлопка. В. И. Корецкий справедливо предположил, что известие капитана Жака Маржерета о массовой казни 500 человек в дни царствования Годунова связано с боями против разбойников под Москвой[633]. Позднее такое количество вольных «казаков» под командованием атамана будет называться станицей. К Москве «воровские люди» подошли, видимо, летом 1603 года. 14 мая в Москве были назначены «объезжие головы» для «береженья» от огня, и окольничий Иван Федорович Басманов должен был следить, чтобы не было пожаров «в Деревяном городе от Москвы реки по Никицкие ворота»[634]. Следующая его служба, стоившая окольничему жизни, уже не вошла в разряды. Но осталось поминание по душе Ивана Федоровича Басманова, похороненного с почестями в Троице-Сергиевом монастыре. Дата этого царского вклада зафиксирована в монастырской вкладной книге 18 сентября 1603 года: «112-го (1603) году сентября в 18 день по Иване Федоровиче Басманове пожаловал государь царь и великий князь Борис Федорович всеа Русии денег 100 рублев»[635]. Возможно, что, отсчитав сорок дней назад от этой даты, мы узнаем и время гибели окольничего, и дату одного из первых крупных столкновений в ходе войны, которую позже назовут крестьянской или даже гражданской.
Глава 7
Тень царевича Дмитрия
Первые годы XVII века остаются без своей истории. Для современников и историков всё заслонили сначала небывалый голод, связанные с ним социальные потрясения, а потом появление самозванца, принявшего имя убитого царевича Дмитрия[636]. Эти сюжеты обязательно вспоминаются, когда речь заходит о годах правления Бориса Годунова, хотя собственно к управлению Московским государством они имеют мало отношения. События голодных лет и последовавшего торжества самозванства, природная и политическая стихии оказались связанными в памяти как наказание, посланное за грех «безумного молчания всего мира». За покаянием приходила пора переоценки, и все подозрения в адрес Бориса Годунова обретали характер незыблемой истины.
Остатки годуновского замысла, с ожесточением разрушавшегося уже его бывшими подданными, сегодня могут быть восстановлены с помощью даже не истории, а какой-то другой науки — назовем ее «археологией смыслов». Надо только «перевернуть лист бумаги», чтобы увидеть не то, что уже давно написано в хрониках, а остающееся незаполненным историческое пространство, где есть место воле и действиям самого Бориса. Как он осознавал и чувствовал себя (в прямом и переносном смысле) в эти годы? Что казалось ему главным, а что нет? Как воспринял царь Борис Федорович историю с появлением самозваного царевича Дмитрия? Разве остановились все другие дела его царствования во время войны с «царевичем»? Каким видел он продолжение своей династии, о чем заботился в первую очередь?
Не забудем, что Борис Годунов, как известно, умер скоропостижно, не оставив завещания. Никто не готовился к столь быстрой смене власти; наоборот, за двадцать лет его «правительства» все должны были привыкнуть к тому, что власть его незыблема. Борис Годунов и не выпускал бразды правления из своих рук, а вот его преемники оказались слабы. И объяснение этой слабости тоже стоит поискать в делах годуновского царствования.
Нарушенный мир
Вступив на царский престол, Борис Годунов впервые получил полную возможность реализовать свои внешнеполитические планы без оглядки на расстановку сил в Думе. Создается впечатление, что он не спешил с обычной посылкой грамот с извещением об избрании его на царство в другие государства. Первые посольства поедут в Европу только в 1599 году. Однако в тех условиях ничего не делалось быстро. Сначала надо было получить «опасную грамоту» для беспрепятственного проезда послов. Кроме того, царь Борис Федорович отнесся к этому не как к обычной дипломатической формальности, он начинал продумывать конструкцию будущего мира, в котором Русскому государству было отведено почетное место в ряду других христианских стран. Главным препятствием, конечно, оставался «литовский» вопрос. До сих пор сторонников мира с Речью Посполитой можно было искать прежде всего среди политических противников Годунова, и свое убежище они находили тоже в «Литве». Более того, в марте 1598 года были предприняты шаги по официальному представлению кандидатуры польского короля Сигизмунда III на русский трон (правда, безнадежно опоздавшие и не имевшие никакого влияния на выбор царя)[637]. И здесь Борис Годунов поступил совсем не так, как все ждали…
635
Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря / Изд. подг. Е. Н. Клитина, Т. Н. Манушина, Т. В. Николаева. М., 1987. С. 99.
636
О Лжедмитрии I существует большое количество биографической литературы. См.:
637