Учреждение патриаршества в России тоже отнюдь не случайно пришлось на конец 1580-х годов, когда вполне обозначилась ведущая роль Бориса Годунова как ближайшего советника царя Федора Ивановича. О русском патриаршестве думали давно, но приступить к делу со всей решительностью и свойственным ему умением смог именно Годунов. Новый правитель царства прежде остальных понял те выгоды, которые сулил приезд за милостыней одного из восточных патриархов — Иоакима Антиохийского. Само по себе появление на границах Московского царства православных греков, ехавших за вспомоществованием в Москву, было рутинным событием. Но в 1586 году в Москву приехал один из вселенских патриархов. В своей грамоте царю «Иоанну Федору» антиохийский патриарх Иоаким писал, что решение о поездке возникло у него в Царьграде, когда он встретился с вселенским и александрийским патриархами: «…изволением от братии и единослужителей во Христе патриархов устремихъся ити во страну отечествия твоея царьския державы со великим желанием яко богомолец твоего благочестия видети и здравие ти посетити»[287]. Эта ссылка на соборное решение патриархов придавала еще больше веса приезду антиохийского патриарха Иоакима и его небольшой свиты из четырнадцати человек.
Поездку патриарха Иоакима в Москву попытались использовать в сложном дипломатическом торге между политиками Речи Посполитой и московской Думой, обсуждавшими возможность заключения нового мира. Путешествие антиохийского патриарха через «Литовскую землю» было удобным поводом для трансляции тех идей, которые напрямую не смог изложить посол Речи Посполитой Михаил Гарабурда московским боярам и митрополиту Дионисию. К свите антиохийского патриарха присоединился гонец, везший грамоту «о патреархове походе» к московскому митрополиту. Однако в ее текст вошло «непригожее дело о посылке митрополичей и боярской к цесареву брату, будто слух их дошел, что ищут себе приязни с чюжими и з далекими народы, а мимо их короля»[288]. По-иному можно взглянуть и на внутриполитический фон приема патриарха Иоакима, приехавшего в Москву 17 июня 1586 года.
Патриарх Иоаким был удостоен высокого царского приема в «золотой подписной палате». Он вручил царю Федору Ивановичу грамоту и дары — частицы мощей святых. В грамоте речь шла о далеких делах антиохийской патриархии, где сместили прежнего патриарха Михаила, запросившего большей власти у константинопольского патриархата. Так в Москве «из первых рук» узнали о сложностях константинопольской кафедры, занятой в тот момент патриархом Феолиптом, который, по характеристике историка церкви А. В. Карташева, «был человек недостойный, матерьялист и интриган»[289]. Для покрытия убытков антиохийского патриархата от случившейся «смуты» и просили «помощи» у царского двора. Во время последовавшего затем торжественного богослужения в Успенском соборе возникла проблемы церковного этикета, намеренно нарушенного русским митрополитом Дионисием. Он первым благословил патриарха. Все произошло быстро и неожиданно, и единственное, на что решился патриарх Иоаким, так это «поговорить слехка» о том, что «пригоже было митрополиту от него благословенье принята наперед»[290]. Однако дело было сделано, и, несмотря на публично высказанное недовольство, просителю милостыни было показано его настоящее место. Тем сложнее было потом заводить какие-либо переговоры о русском патриаршестве. Так гордый митрополит Дионисий, сам не зная того, вмешался в дальние расчеты Бориса Годунова. Стало очевидно, что сперва надо поискать другого, более склонного к соблюдению церковного этикета и более покладистого претендента на московский патриарший престол. Больше встреч патриарха Иоакима с предстоятелем русской церкви не было.
287
289