Выкатился откуда-то взлохмаченный Митька. Словно ждал их! И деловито так: «Поспешайте, мол, калитка отомкнута, как раз привратник отлучился».
И правда: отворили, вышли, никто не видел. Все трое: Митька не отстал, да и не отстанет.
Москва гудит колокольным звоном.
4. КОРЧМА
Корчма на Литовской границе. Григорий, мирянином. Митька, Мисаил и хозяйка. На Митьке (он мал ростом, рыжеват) одежонка приличная, не оборван. Мисаил в виде бродяги-чернеца. Хозяйка подает на стол.
Хозяйка. Кушайте, родные. Что Бог послал. Вина не вынести ли, отец честной?
Мисаил. А есть у тебя вино?
Хозяйка. Как не быть!
Мисаил. Ох грехи! Не приемлю ныне, не приемлю раз принял и обрушились на меня беды неисчетные, обступили мя алчущие души моей напрасно, изострили жала свои, яко змии, разъяли пасти свои, яко львы. Слово Велиала[1] прииде на мя…
Хозяйка. Эки Страсти Господни! Спаси Господи и помилуй!
Мисаил. И восстал Бог, исторг мя из преисподней, избавил нози мои от преткновения, дабы ходил я во свете живых[2]… так-то, хозяюшка. Ты вынести винца-то, с дороги одна чарочка — отпустит Бог греху.
Хозяйка приносит вино. Мисаил пьет.
Григорий (хозяйке). Это куда дорога?
Хозяйка. В Литву, кормилец, к Луевым горам.
Григорий. А далече ли до Луевых гор?
Хозяйка. Недалече, к вечеру бы можно туда поспеть, кабы не заставы царские, да сторожевые пристава.
Григорий. Как заставы?
Хозяйка. Да бежал кто-то из Москвы, Господь его ведает, вор ли разбойник, только всех велено задерживать да осматривать. А что из того будет? Ничего, ни лысого беса не поймают: будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога! Вот хоть отсюда свороти налево, да бором до часовни, а там прямо на Хлопино, а оттуда на Захареево, а там уж тебе и Луевы горы. От этих приставов только и толку, что притесняют да обирают нас бедных. (Прислушивается). Вот, кажись, скачут. Ах, проклятые.
Григорий. Хозяйка, нет ли в избе другого угла?
Хозяйка. Нету, родимый, рада бы сама спрятаться. Только слава, что дозором, а подавай им вина, и хлеба, и неведомо чего, чтоб им издохнуть, окаянным! Коней за тыном привяжут, а сами тут прохлаждаются…
Митька прилип к окну, высматривает. Мисаил вдруг беспокойно и спешно схватился, запихивает подрясник, стягивает пояс на животе, озирается по сторонам.
Мисаил. Как не быть уголку, хозяюшка? Ты спрячь меня куда ни зря, хоть на полати, да прикрой тулупом. Я этих проклятых знаю.
Хозяйка. Да чего ты, отец мой, всполошился? Они впрямь мучители окаянные, да может старца-то не тронут, А на полати не влезть тебе, высоки полати у нас.
Мисаил мечется, лезет тщетно на полати, срывается, замечает вдруг большую кадку за дверьми. Митька, как будто, тоже суетится, и когда Мисаил кинулся к кадке, он снял крышку. Сует нос.
Хозяйка. Ахти, отец мой, да куда ты? Кадушка-то с мукой! Не много там, да куда ты, спаси тебя Господи!
Не слушая, Мисаил переваливается животом и скрывается в кадке. Митька слегка прикрыл его крышкой и тотчас выскользнул во двор. Григорий молча сидит у окна. Входят пристава.
Пристав. Здорово, хозяйка!
Хозяйка. Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим!
Пристав. Э, да тут угощенье идет! (Григорию). Ты что за человек?
Григорий. Из пригорода, с братишкой в ближнем селе был, теперь иду восвояси.
Пристав. А братишка где же?
Хозяина. Да вон мальчонка по двору побежал.
Пристав. Хозяйка, выставь-ка еще вина. Мы здесь попьем да побеседуем.
Садятся за стол. Хозяйка приносит вино. Пьют. Один из приставов важно осматривает Григория.
1 Пристав (другому). Алеха, при тебе ли царский указ?
2 Пристав. При мне.
Григорий. Какой указ?
1 Пристав. А такой: из Москвы бежал некоторый злой еретик. Слыхал ты это?
Григорий. Не слыхал.
Пристав. Не слыхал? Ладно. Приказал царь всех прохожих осматривать, чтоб беглого еретика изловить и повесить. Знаешь ли это?
Григорий. Не знаю.
Пристав. Умеешь читать?
Григорий. Умею.
Пристав. Ну так вот тебе царский указ.
Григорий. На что мне его?
Пристав. А читай, коли умеешь. Вслух читай.
Григорий (читает). «Чудова монастыря недостойный чернец Григорий впал в ересь и дерзнул, наученный диаволом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями. А по справкам оказалось: отбежал он, окаянный Гришка, к Литовской границе…»
Пристав. Ну вот!
Григорий (продолжает). «А лет ему, вору Гришке, от роду… (останавливается) за 50, а росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое».
Пристав. Стой, стой! Что-то нам не так было сказано…
2 Пристав. Да помнится, сказано было лет ему 20. А волосы рыжие, глаза голубые…
1 Пристав. А ты что же читаешь нам? Забава тебе, что ли? Лоб плешивый, голова седая? (Шепчет про себя). Волос рыжий, глаза голубые… (всматривается в Григория). Да это, друг, уж не ты ли?
Григорий вдруг выхватывает из-за пазухи кинжал. Пристава отступают, он бросается в окно.
Пристав. Держи! Держи!
Оба бегут к двери. Распахнув дверь, опрокидывают кадку. Оттуда вываливается белая громадная туша.
Туша (истошным голосом). Да воскреснет Бог и расточатся врази Его! Да бегут от лица Его все ненавидящие Его…
Пристава (сначала остолбеневшие, беспорядочно кричат, набрасываются на Мисаила, который валяется на полу). «Да вот он, еретик-то!» «Гришка!» «Да какой Гришка!? Борода, брюхо, какой Гришка?» «Да кто ты, прах тебя возьми?» «Да тот-то где, Гришка-то?»
Один пристав выбежал за дверь, кричит оттуда: «Алеха! Алеха! Сюда иди! Лови энтого! Брось ты черта седого».
Оставленный Мисаил подымается с полу. Видит в открытом окне взъерошенную голову Митьки, который делает ему знаки. Кидается с размаха в окно. Не может пролезть, причитает, ругается. Митька тянет, сзади помогает, сама не зная как, обеспамятевшая хозяйка. (Все происходит очень быстро). Наконец, его просовывают. Слышно, как он шлепнулся за окном, оханье, потом бегущие шаги. Некоторое время в избе только плачущая и крестящаяся хозяйка. Потом опять вбегают пристава. Накидываются на хозяйку. Кричат наперерыв: «Как провалился! Да и коней, коней нет! Коней увел! А этот-то где? Гришка-то? Да какой он Гришка? А чего он в муку залез, коль не Гришка? Ты куда монаха-то дела?» и т. д.
Хозяйка на все отвечает, плача, что знать ничего не знает и ведать не ведает. Пристава набрасываются друг на друга в полной растерянности.
В это время, по лесной дороге, скачет Григорий. Он далеко впереди. На втором коне — Мисаил, распластавшись, держась за гриву, весь еще в муке. Сзади него, на лошадином крупе, трясется Митька, прилепившись. Он весел, ему очень забавно.
Григорий скачет. Мелькнула часовня на Чеканском ручье. Дальше все на некотором расстоянии несутся кони. Наконец они почти вместе.
А вот и Луевы горы. Литва!