Так уж случилось, что, родившись в День Русской водки, Баклажанов был просто морально обязан посвятить ей часть своей жизни. Пил он с 17 лет. В университетские годы это были частые походы в рестораны и ночные клубы или просто студенческие посиделки на квартирах, которые в бытность свою назывались «сейшенами». Затем в более зрелом возрасте многие деловые вопросы решались «на стакане» и зачастую решались весьма успешно. В этом состоянии в голову приходила масса идей, которые Борух потом воплощал в жизнь с холодным рассудком. Ведя этот разгульный образ жизни, впоследствии многое обдумывая и раскладывая все по полкам, Баклажанов и формировал этот «Кодекс пьющего человека». Он являл собой свод правил, которым Баклажанов четко следовал, чтобы алкоголь не стал сильнее его. Особенно это пригодилось Боруху ближе к 40 годам, когда, распорядившись своими активами, у него отпала необходимость ехать куда-то каждое утро.
Что такое алкоголизм? «Это болезнь и зависимость», – скажут доктора. Алкаши же придерживаются мнения диаметрально противоположного. Пока работают одни и живы другие, истина в этом споре никогда не будет найдена, как и в вечном противостоянии физиков и лириков. Борух же считал, что алкоголь – это союзник на определенном этапе пути. Союзник этот должен быть равноправным, и в тот момент, когда он начинает перетягивать одеяло на себя, он превращается во врага, с которым нужно поступать соответственно. У каждого этот жизненный этап может быть свой по времени и насыщению, но лишь этап, хотя у многих он был длиною в отмеренную жизнь. В основном Господь намерял немного, но были и те, которые ломали систему.
Сломал ее и Степан Степанович Маникайнен – старожил того самого турбокомпрессорного завода, на котором в детстве месяц отработал Баклажанов. Это именно он тогда мирно отдыхал на деревянной скамье каптерки во время обеденного перерыва. Фамилия у него была сложной и произносимой с трудом, а уж во время застолий – так и подавно. В ее истории Степан Степанович не копался, ибо для этого надо было залезть в самые дебри «Калевалы»[11], а человеком он был занятым, и времени у него особо не было. Да и обращались к нему всегда по имени, а друзья и вовсе называли «Маньяком» или «Манекеном». В молодости он служил в милиции и даже брал какого-то маньяка-извращенца, что в узких кругах тогда назвали операцией «Два маньяка». За нее он получил почетную грамоту и именные часы, но потом из органов как-то исчез после одной общегородской тревоги.
Каким-то ранним солнечным летним утром в конце 70-х дружинники, завершая ночной обход, обнаружили на пустынном пляже Петропавловской крепости следующую картину: у самой воды лежала сложенная милицейская форма, а рядом фуражка, часы и…пистолет. Во всем сквозили педантизм и армейская выправка, поскольку лежало все жутко аккуратно, как на солдатской прикроватной тумбочке. Все было на месте, даже служебное удостоверение на сержанта Маникайнена – не было лишь самого сержанта. В это время Степа отсыпался на чердаке какого-то женского общежития среди сушившегося на веревках белья, а очнувшись, обмотался чем Бог послал, и, как Керенский, дворами добежал до собственного дома, где уже и был принят ожидавшим его нарядом. Та операция тоже вошла в историю, и промеж коллег была названа «Бегущий «Манекен».
Окончательно же в памяти людей он остался как Степа «Хромой». Это не имело ничего общего с физическим изъяном, ибо здоровья и генетики Маникайнен был отменной. Дело тут было в другом. Помните те эпохальные пивные ларьки, хаотично разбросанные по улочкам ленинградских районов? Подобный стоял и неподалеку от проходной завода, который Степу и обессмертил. Он был там гостем после каждой смены и довольно быстро наработал авторитет. Это было несложно, поскольку Степан относился к процессу крайне творчески, со временем превратив его в пивную церемонию, на которую даже сбегались посмотреть.
«Хромого!» – говорил он прямо в окошко ларька своим густым басом, когда подходила его очередь. Продавец, знавший Степу не первый год, а уж суть его заказа тем паче, ставил рядом две пустые кружки. Одна была высокая и большая, а другая пониже и поменьше, что визуально все объясняло. Затем он брал маленькую кружку и начинал наполнять ее. Пиво текло медленно, и Степан наблюдал за процессом с горящими и полными вожделения глазами. Наполнив кружку, продавец ставил ее перед Степой и начинал наполнять большую, что требовало еще больше времени. Степан же чинно брал маленькую кружку и, еще раз взглянув на нее как кот на сметану и сдув пену, выпивал в несколько глотков. Затем из-за пазухи он доставал «малька» и опрокидывал его «винтом» тютель-в-тютель к моменту заполнения большой кружки. Все было рассчитано по секундам, дабы не задерживать стоявших в очереди, которые заворожено наблюдали за работой мастера. «Ну, вроде размялись – можно и приступать!» – говорил Степан и, взяв большую кружку вместе с тарелкой нехитрых закусок, проходил за стол к уже ожидавшим его единомышленникам.