Между различного рода гаданиями, совершаемыми в разных местах России, связанными обыкновенно с известными праздниками, а потому имеющими обрядное значение, мы встречаем такие, которые совпадают с упомянутыми выше гаданиями древних южных и западных, именно балтийских славян. Сюда принадлежат прежде всего гадания по внутренностям жертвенных животных, вероятно, в старину бывшие в обычае и у русских. Заключаем об этом по уцелевшему доныне обычаю гадать по селезенке кабана, убитого на коляду, о том, будет ли зима холодная или с оттепелями, а также по зернам, найденным в зобу гуся, зарезанного 24 ноября, какой именно хлеб родится в будущее лето; ходить на святках в сарай, где стоят свиные туши, от которых, по народному поверью, слышится голос, определяющий будущую судьбу гадающего. В Изборнике Святослава (1073 г.) упоминается «ижтробьный влъхв»[158]. (Ср. обычай у болгар «глядеть в утробу», гадать по салу убитого животного.) О гаданиях относительно предмета жертвоприношения, посредством жеребьев, имеем свидетельства древних писателей: россы, по словам Константина Багрянородного, бросали жеребья и гадали, колоть ли им птиц или пустить на волю; в Несторовой летописи читаем: «мчем жребии на отрока и девицю, на кого же падет, того зарежем богом»[159]; в былине «Садков корабль стал на море», Садко обращается к своим товарищам, желая узнать, кого следует принести в жертву морю (морскому царю): «А и режьте жеребья вы волжены – а и всяк-то пиши на имена – и бросайте их на сине море»[160]. Гадания по ходу коня и посредством печений или вообще кушаний, возведенные у балтийских славян в литургический обряд и, без сомнения, ведущие свое начало из глубокой древности, также известны в России: девушка на святках садится на лошадь, завязывает ей глаза и дает ей волю идти в ту сторону, куда она хочет, заключая по ходу ее о том, быть ли ей замужем или остаться без жениха; или выводят из конюшни лошадь через оглоблю: зацепит она ногой оглоблю, или перешагнет – служит худым или хорошим предзнаменованием[161]. В Малой Руси на рождественских святках соблюдается следующий обряд: отец семейства садится за стол, на котором стоят кушанья, обставленные снопами. Он спрашивает: «Видите ли вы меня, дети?» Ему отвечают: «Не видим». Он говорит: «Ну, дай Бог, чтобы и на тот год не видели»[162]. Нельзя не заметить во всех этих гаданиях разительного сходства с вышеописанными гаданиями в Ретрском, Штетинском и Арконском храмах.
До нас не дошло в древних письменных памятниках описания обряда общественного жертвоприношения восточных славян. Впрочем, картину этого обряда мы находим в двух старинных обрядных песнях, сообщенных Сахаровым. Первая из них поется во время ночного шествия, служащего изгнанию «коровьей смерти» (см. ниже ст.: «Смерть»); в ней изображается умилостивительное жертвоприношение, при котором произносится проклятие на смерть (заклинается смерть):
158
Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу II, 259; III, 424. – Абевега р. суев. 152.
162
Костомаров. Слав. миф. 97. – Совершенно сходный святочный обычай встречается и у южных славян. Так, в Герцеговине, на рождественский праздник, берут двое «чесницу» (хлеб) и ставят между собою. Один спрашивает другого: «Виден ли я из-за хлеба?» Другой отвечает: «Немного виден». Тогда первый говорит: «Нынче немного, пусть же в будущем году совсем не буду виден». (Караџuћ. Срп. рjечн. 356.) – Тот же мотив повторяется и в болгарском рассказе. Пришел поп в село за получением обычного праздничного сбора с поселян съестных продуктов. Сложив свою добычу в кучу, он скрылся за нее и спросил:. «Видите ли меня, селяне?» – «Видим тебя, видим», – сказали селяне. – «Дай Бог, чтоб в будущем году не видели!» – воскликнул поп. (Чолаков. Болгар, н. сб. 133.).