49. И он: «Твой град, полн зависти опасной,[140] —Сосуд, готовый литься чрез край —,Меня в себе лелеял в жизни ясной. 52. У вас, граждан, Чиакком прозван я:[141]За гнусный грех обжорства, в низкой доле,Ты видишь, ливень здесь крушит меня. 55. И, злая тень, я не одна в сем поле;Но та же казнь здесь скопищу всемуЗа грех подобный!» – И ни слова боле.
58. «До слез, Чиакко,» я сказал ему,«Растроган я твоим страданьем в аде;Но, если знаешь, возвести: к чему
61. Дойдут граждане в раздробленном граде?Кто прав из них? скажи причину нам,Как партии досель в таком разладе?[142]» 64. A он в ответ: «По долгим распрям там[143]Дойдут до крови: партия лесная,[144]Изгнав другую, навлечет ей срам. 67. Но чрез три солнца победит другая,[145]Изгнав лесных при помощи того,Что лавирует, берег обгибая.[146] 70. Чело подняв до неба самого,Они врагу тяжелый гнет предпишут,Хоть негодуй, хоть плачь он оттого.
73. Два правых там, но слова их не слышат:[147]Гордыня, зависть, скупость – это триТе искры, ими же сердца там пышат.» 76. Он смолк, терзаем горестью внутри,И я: «Еще спрошу я у собрата,Два слова лишь еще мне подари:
79. Друзья добра, Теггьяио, ФаринатаИ Рустикуччи, Моска и АрригИ прочие гонители разврата[148] — 82. Ах, где они? поведай мне об них!Узнать об них горю от нетерпенья —В аду ль скорбят, иль рай лелеет их?» —
85. И он: «В числе чернейших! преступленьяРазличные их повлекли ко дну:Нисшед туда, увидишь их мученья.
88. А как придешь в ту сладкую страну,Молю: пусть вспомнят обо мне живые.Довольно! дождь меня гнетет ко сну.» —
91. Тут, искосив глаза свои прямые,Он на меня взглянул, главу склонилИ пал лицом как прочие слепые.[149] 94. И вождь сказал: «Надолго он почил:Звук ангельской трубы его разбудит,Когда придет Владыка грозных сил.
97. На гроб печальный всех тот звук осудит,Все восприимут плоть и образ свой,Услышат то, что в век греметь им будет.»
100. Мы тихо шли под бурей дождевой,Топча в грязи теней густые кучиИ говоря о жизни неземной.
103. И я: «Учитель, меры злополучий[150]Умножатся ль в день страшного суда,Умалются, иль будут столько ж жгучи?[151]» — 106. А он: «К науке обратись, туда,[152]Где сказано, что чем кто совершенней,Тем больше зрит он благ, или вреда. 109. Хотя сей род, проклятый в злой геенне,В век совершен не может быть вполне,Ждет тем не мене казни утонченней.»
112. Мы обогнули путь сей в тишине,То говоря, чего здесь не замечу;Когда ж пришли, где сходят к глубине,[153] — 115. Враг смертных, Плутус, нам предстал на встречу.[154] Содержание. Напомнив Плутусу падение Люцифера и тем укротив его бешенство, Виргилий вводит Данта в четвертый круг. Здесь вместе наказуются скупые и расточители. С страшным воем вращают они огромные тяжести, каждый совершая свой полукруг, сходятся с двух сторон, сталкиваются с поносными речами и, расходясь, снова вращают свои камни на новую встречу. Узнав, что это большею частью духовные, папы и кардиналы, Данте хочет иметь подробные сведения о некоторых; но Виргилий объясняет ему, что жизнь их была так безвестна, что никого из них нельзя узнать. До страшного суда продлится спор их; тогда скупые восстанут с сжатыми кулаками, а расточители остриженные. Поэтому поводу Виргилий, намекнув о тщете даров счастья, изображает гения богатства – фортуну. Уже полночь; путники идут далее и, пересекши четвертый круг, достигают кипучего потока, образующего грязное болото – Стикс. Следуя по его течению, они приходят в пятый круг. Здесь, в мутных волнах адского болота, души гневных дерутся между собою и рвут друг друга зубами. Под водою, в болотной тине, погружены сердитые и завистливые: они, дыша под волнами, вздымают пузыри на их поверхности и, испуская клики, захлебываются. Поэты обгибают болото, делают по его берегу большой круг и, наконец, приходят к башне.
1. «Pape Satan, pape Satan aleppe!»[155]Так Плутус хриплым голосом вскричал;Но мой мудрец, с кем шел я в сем вертепе, вернутьсяФлоренция в это время была разделена на партии Белых и Черных, споривших между собою о первенстве (см. ниже).
вернутьсяЧиакко есть или сокращенное Джиакопо, Яков, или прозвище, которое на флорентинском наречии значит свинья. Невероятно, чтобы Данте в обращении к этому грешнику употребил сказанное слово в насмешливом тоне, при том глубоком участии, которое он принимает в его судьбе. Во всяком случае, эта игра слов между Чиакко, Яков, и чиакко, свинья, резко характеризует представителя греха, здесь наказуемого. Этот Джиакопо или Чиакко, по словам древнейших комментаторов, быль судья и веселый собеседник, приятный в обществе. Об нем упоминает Боккаччио Decamer. IX, 8.
вернутьсяДанте спрашивает о судьбе родного города, потому что весною 1300 дела Флоренции находились еще в нерешенном состояния.
вернутьсяДля ясного уразумения предсказания Чиакко необходимо знать политическое состояние Флоренции того времени, тем более, что эти исторические сведения послужат нам впоследствии ключом для объяснения многих мест Дантовой поэмы. В конце XIII столетия, Флоренция, изгнав партию Гибеллинов, наконец могла насладиться некоторое время миром; но это спокойствие было непродолжительно. Пистоия в то время входила в состав гвельфского союза в Тоскане, имея такое же народное правление, как и Флоренция. Одна из знаменитейших фамилий этого города, Канчелльери, разделилась на две линии: члены одной назвали себя по матери, Бианки, белыми, члены другой, в противность ей, назвались черными. Эти партии давно уже враждовали между собою и нередко приходили в кровавые столкновения; во в 1300 вражда их загорелась с новою силою. Амадоре, один из партии Черных, поссорившись, ранил своего родственника Ванни (из партии Белых). Отец Амадоре, человек миролюбивого характера, отправил сына к отцу раненного извиниться в своей запальчивости; но этот последний, вместо того, чтобы слушать оправдания, велел схватить Амадоре, и, сказав, что мечем, а не словами, решаются такие оскорбления, отрубил ему правую руку. Это злодейство тотчас разделило весь город: одни приняли сторону Черных, другие Белых. Но распря не ограничилась одной Пистойей, а тотчас же передалась и Флоренции, где враждебный дух Гвельфов и Гибеллинов еще несовершенно был подавлен. Во Флоренции сторону Черных приняли члены старинного дворянского рода Донати (под предводительством Мессера Корсо), а сторону Белых новый дворянский дом Черки (под начальством Мессер Виеро). Смуты и кровопролитные драки распространились по всему городу. В это время Флоренция управлялась приорами, избиравшимися ежегодно по 6 человек, каждый на два месяца. Желая прекратить волнения, они, согласно с преданием, по совету Данта, бывшего с 15 Июня по 15 Августа прошедшего года приором Флоренции, изгнали из города предводителей обеих партий: Черных в Перуджию, Белых в Сарзану. Это было в феврале 1301. В то время Черные обратились к папе Бонифацию VIII с просьбою прислать им стороннего правителя для водворения у них порядка. Между тем Белые, как менее виновные, вскоре были призваны обратно, под предлогом, что климат Сарзаны был для них вреден, и действительно многие из них погибли от болезней. Возвратившись в город, они успели в Июне 1301 изгнать и остальных из партии Черных, которые и удалились к своим вождям в Перуджию. Принимал ли какое участие Данте в этих интригах партий, очень сомнительно: достоверно только то, что он в то время употребляем был для политических дел и был отправлен послом к Бонифацию VIII. Между тем Бонифаций, доброхотствуя Черным, как истым Гвельфам, отправил, вероятно по их же проискам, Карла Валуа, брата французского короля Филиппа Прекрасного, во Флоренцию под личиною миротворца. Начальство города приняло его с честью и, по принесении им клятвы в ненарушительном повиновении законам республики, уполномочило его преобразовать и успокоить республику. Вскоре однако ж он ввел в город вооруженное войско. Этой минутою воспользовались Черные, ворвались в город и пять дней к ряду опустошали его огнем и мечем. Карл не принял решительно никаких мер для прекращения этих смут и только заботился о том, чтобы всеми зависевшими от него средствами добыть поболее денег; вместе с тем он изгнал из города под различными предлогами всех неприязненных ему граждан, между прочими и нашего поэта с множеством Белых. Впрочем, многие из этой партии оставались в своих домах и после отбытия Карла из Флоренции (в 1302), и только в 1304 были окончательно изгнаны. Филалетес и Вегеле (Dante's Lebeu und Werke, 1852, 117 и д).
вернутьсяПартия лесная (la parte selvaggia) – партия Белых, названная так потому, что ее предводитель Виеро был урожденец лесной провинции Вальди Ниеводе. К ней принадлежал Данте. – Другая партия Черных.
вернутьсяТ. е. в истечении трех солнечных годов партия Черных победит Белых. Данте читает от изгнания Белых в Июне 1301 до 1304, когда окончательно были изгнаны Белые.
вернутьсяВ подлин: che tette piaggia; piaggiare (от piaggia) собственно: лавировать около берега, louvoyer ie long de la cote, отсюда в политике: louvoyer, играть двусмысленную роль (Vocabolario Dantesco par L. G. Blanc, 1852). – Здесь очевидно разумеется Бонифаций VIII (см. выше).
вернутьсяОтвет на второй вопрос Данта. Кто эти два правые, трудно решить. Думают, что Данте разумеет здесь себя и друга своего, Гвидо Кавальканти, что однако ж невероятно, потому что Гвидо был в числе тех Белых, которые, по совету Данта же, были изгнаны в Сарзану. Скорее можно допустить, что эти правые – Бардуччио и Джиованни да Веспиньяно, о которых упоминает флорентинский историк Виллани (Villani, X, 179).
вернутьсяНе смотря на все грехи этих государственных людей Флоренции, Данте не может не отдать справедливости великим их талантам. Все они, исключая Арриго, из благородной гибеллинской фамилии Физанти, помещены в более глубоких кругах: Фарината между ересиархами (Ада (X, 32)), Теггьяио и Рустикуччи между содомитами (XVI, 41–44), Моска между сеятелями расколов (XXVII, 106). См. ниже.
вернуться«Как глубокомысленно спрашивает Данте об отдаленной будущности и грядущем состоянии душ после воскресения мертвых в день страшного суда при виде грешников, прилепившихся всей их душою только к низкому настоящего!» Копишь.
вернутьсяВиргилий обращает его к Аристотелевой философии, которая учит, что существо, чем более совершенствуется, тем восприимчивее становится для радости и скорби. Св. Августин говорит: «Cum fiet resurreсtio carnis, et honorum gaudia et malorum tormenta majora erunt»
вернутьсяОни приходят к внутренней границе третьего круга, где спуск в четвертый круг.
вернутьсяПлутус, мифологическое божество богатства.
вернутьсяНепонятные и непереводимые слова. Комментаторы, при всем старании, до сих пор не отгадали их значения. По мнению большей части из них, pape есть греческое παπαι, или латинское рарае, восклицание удивления; aleppe есть aleph, название первой еврейской буквы. Согласно с этим, слова Плутуса будут выражать его восклицание к Сатане, с выражением изумления при виде живого пришельца в ад. Смешением языков – греческого с еврейским – выражено то, что алчность к золоту, символом которой служит Плутус, бог богатства, свойственна всем языкам и народам. Италианский ориенталист Ланци принимает слова эти за еврейские и переводит их на италианский язык так: Splendi, aspetto di Satana, splendi, espetto di Satana primajo! Другие думают, что Данте из ненависти к папам, считая алчность их за причину всех бедствий, написал раре вм. рарае; в таком случае стих этот будет значить: папа Сатана верховнейший! Наконец Бенвенуто Челлини уверяет, что слова эти ничто иное, как восклицание, употреблявшееся в парижских судах: Раіх, раіх, Satan, allez, paix!