– Результаты аудиоконтроля можно прослушать? – спокойно спросил Иван Иванович
– Отчего же нет? Извольте, сударь… – Лавринович открыл пакет с кассетами, безошибочно выбрал нужную, вставил в скрывающийся в ящике стола магнитофон, протянул Кузнецову массивные наушники. Тот надел наушники, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза…
Когда кассета закончилась, Кузнецов снял наушники, с задумчивым видом повертел их в руках…
– На эту Земцову что еще есть?
– Подозрительная, еще с Санкт-Петербурга, там с подозрительными якшалась. Здесь она в оперативной разработке, выполняет поручения Сноу. Думаю, к виселице ее не приговорят, не тот вариант, но лет двадцать каторги она себе заработала. Прикажете провести реализацию по этому материалу[95]?
– Не угадали… – Иван Иванович впервые улыбнулся, и Бухгалтера передернуло от вида его улыбки в сочетании со стылыми глазами. – Все материалы по Земцовой сюда, на стол. Всё, включая дело по ней, все материалы контроля – всё без исключений. Материалы по Воронцову и Халеми я тоже забираю. Это дело государственной важности, работать по нему вы не имеете права. До особого распоряжения министра этих людей для вас не существует, всех троих. По Сноу наблюдение оставить, контакты фиксировать, но ничего более не предпринимать.
– Мне нужен письменный приказ за подписью министра, иначе отдать материалы я не имею права, – твердо сказал Бухгалтер, – да и полномочий ваших, сударь, я не знаю…
– Полномочий… – Иван Иванович вынул из внутреннего кармана пиджака трубку спецсвязи, похожую на мобильный телефон, но с толстой антенной длиной сантиметров пятнадцать, быстро набрал петербургский номер. – Если вы хотите убедиться в моих полномочиях… Господин Цакая… Это Кузнецов. Бейрутский департамент контрразведки не выдает некоторые материалы, сомневается в моих полномочиях. Начальник департамента сидит передо мной… Хорошо…
С той же самой улыбкой Кузнецов протянул трубку спецсвязи Лавриновичу, лицо которого за время этого недолгого разговора стало белым как мел…
Любые неосмотрительно сказанные слова, любая болтовня имеет последствия, часто – очень серьезные. Как показывает практика, для того, чтобы узнать самую секретную информацию, вовсе не обязательно вербовать кого-то высокопоставленного. Уборщик в офисном здании, человек, в чью задачу входит уничтожение секретных документов. Случайный попутчик, подсевший к вам в поезде дальнего следования и умело разговоривший вас; если за вами длительное время следят, то попутчик может быть и совсем не случайный. Наконец, хозяйка модного маникюрного салона-парикмахерской, в которую заглядывает весь бейрутский свет и где дамы выбалтывают свои секреты, секреты своих мужей и любовников, даже не задумываясь о том, чем потом это может обернуться…
Сания Монтари, неизвестно откуда взявшая деньги на аренду первого этажа целиком в одном из новых зданий на набережной Корниш, на закупку самой современной техники и наем самых искусных мастеров стрижки и маникюра, была, как и многие в этом мире, вовсе не тем, кем казалась. С шестнадцати лет она принадлежала к исламскому террористическому подполью, умело скрывая лютую ненависть к русским, публично повесившим ее двоюродного брата за покушение на губернатора. Сания была влюблена в него, он был первой ее любовью в жизни – и она не колебалась, когда ей предложили жестоко отомстить русским.
Хуже того, она была такфиром. Первоначально так называлось обвинение в неверии – тягчайший грех для мусульманина. Затем так стали называть сами себя мусульмане самого ортодоксального толка, дошедшие до того, что обвиняли всех мусульман, не согласных с их воззрениями, в вероотступничестве и считавшие их врагами, подлежащими уничтожению. Но потом появилось и третье значение слова «такфир», самое страшное.