Выбрать главу
— Меня послал ваш сын тайком Вот с этим перстнем и письмом,
Вот этот перстень, вот письмо — Все скажет вам оно само!
— Пускай арфисты замолчат, Печаль и горе к нам стучат,
Печаль и горе входят в дом, А мы не ведаем о том.
Мой сын пленен врагом лихим Я поутру плыву за ним!
III
Наутро, ослабев от ран, С постели спрашивает Вран:
— Взгляни-ка, стражник, по волнам Не следует ли судно к нам?
— Нет, не видны мне паруса, Всё океан да небеса.
И в полдень, ослабев от ран, С постели спрашивает Вран:
— Взгляни-ка, стражник, по волнам Не следует ли судно к нам?
— Нет, вижу на небе одних Сюда летящих птиц морских.
И вновь, без сил от смертных ран, Под вечер спрашивает Вран:
— Взгляни-ка, стражник, по волнам Не следует ли судно к нам?
В ответ коварный часовой Проговорил с ухмылкой злой:
— Да, вдалеке, по краю вод, Корабль под парусом плывет.
— Какой ты парус разглядел? Скажи, он черен или бел?
Могу поклясться, сударь: он Черней, чем ночью небосклон!
Ни слова узник не сказал, А сам бледнее смерти стал
И на тюремном топчане Затих, оборотясь к стене.
IV
Вот дама на берег сошла И слышит: бьют колокола.
— С чего, скажи мне, добрый люд, Колокола так громко бьют?
Прохожий старец ей в ответ: — Сегодня поутру, чуть свет,
В тюремной башне городской Скончался пленник молодой...
Едва умолк седой старик, Как дама к башне в тот же миг
Пустилась, плача на ходу, Всем сердцем чувствуя беду.
Ей ветер волосы встрепал, Дивились все, и стар и мал,
На чужестранку, что с тоской Бежала к башне городской.
Была толпа удивлена: Откуда гостья? Кто она?
А дама громко в дверь стучит, В слезах привратнику кричит:
— Скорее открывай замок! Мой сын! Мой сын! Где мой сынок?..
Открыта дверь, и к сыну мать Бежит, чтоб мертвого обнять,
Спешит, чтоб мертвого обнять, Чтобы самой уже не встать.
Под Керлоаном, в месте том, Где встретился Эвен с врагом,
Где он саксонцев разгромил, Поднялся дуб — и даль затмил.
На ветви дуба, под луной, Садятся птицы в час ночной,
Их грудь бела, крыло черно, Над клювом алое пятно.
Летит ворона сквозь туман, С ней вороненок, юный вран.
Летят, усталые, они Над морем, тьме ночной сродни.
Запели птицы — громко, в лад, Лишь вран с вороною молчат.
Но молвил ворон молодой — Свистите, пойте в час ночной,
Как ни свистеть вам, как ни петь — Дано вам дома умереть!

Возвращение из Англии[5]

Везде — в приходе Плуарет, в приходе Пулдеграт, Копыта бьют, мечи звенят, полным-полно солдат.
Их юный герцог в бой зовет — сынов и их отцов Со всей Бретани он собрал, со всех ее концов.
Зовет их герцог на войну в заморскую страну, И оставляет Сильвестик, мой сын, меня одну.
Спешит единственный мой сын за герцогом вослед, Копыта бьют, мечи звенят — и вот их нет как нет.
Я спать легла, да мысли мне покоя не дают. Вдруг слышу: дочери Керлаз под окнами поют.
Не про тебя ли, Сильвестик? Тоски не побороть. Где ты теперь, в каком краю? Храни тебя Господь!
Быть может, ты за сотни лье в чужой земле погиб, А может быть, на дне морском ты стал добычей рыб.
Когда б остался ты при нас, при матери с отцом, Уже ты был бы обручен, ходил бы ты с кольцом,
Уже ты был бы, Сильвестик, давным-давно женат На несравненной Маннаик из замка Пулдеграт.
Ты жил бы с нами и с детьми, и шум от их проказ Уже стоял бы день-деньской под крышею у нас...
Живет голубка у меня который год подряд, И на холме среди камней выводит голубят.
Я лентой свадебной своей ей шейку обвяжу И в эту ленту письмецо тебе, сынок, вложу.
— Лети, голубка, улетай, лети, голубка, ввысь, Лети, лети в далекий край, над морем поднимись,
вернуться

5

Эта песня донесла до нас один из отзвуков покорения Англии нормандцами, которое произошло в XI веке, когда нормандский герцог Вильгельм II Завоеватель отправился с флотом в Англию и в 1066 году при Гастингсе победил короля англосаксов Гаральда. Под свои знамена Вильгельм собрал большое воинство со всех уголков Франции, в том числе и из Бретани. История сохранила, в частности, имена двух молодых графов, Бриана и Алена: многие видели, как они возвращались домой с войны, сопровождая тело своего погибшего товарища. Возможно, этот случай и послужил толчком к написанию трогательной баллады.

Текст ее, кстати, содержит любопытный эпизод, связанный со свадебной лентой матери Сильвестика. В старой Бретани, в знатных семьях, был такой обычай: в день свадьбы, перед тем, как отправиться в церковь, невеста, жених, их родители и все приглашенные собирались в почетной зале замка и в их присутствии наиболее знатный из отвергнутых ухажеров повязывал невесте ее свадебную ленту. Лента должна была быть белой, как целомудрие юной девушки, розовой, как ее красота, и черной, как печаль отвергнутого воздыхателя. После свадьбы лента тщательно хранилась в шкатулке с семейными драгоценностями, и ее доставали оттуда только в дни больших праздников. То, что мать Сильвестика посылает ему письмо, завязанное в ее свадебную ленту, свидетельствует о силе ее чувств, о той надежде, которая еще оставалась у нее, — как последней драгоценности прошлого.

Перевод М. Яснова