— Из-за деревьев леса не видите, — спорил Вакуленчук, — начальство всполошится, пойдут аресты, людей перетасуют, как колоду карт, и начинай всё сначала. Ради ложки борща поставим под удар важное дело, отсрочим восстание... а то и совсем погубим его...
Глава VII
День первый восстания
Тендра
«Потёмкин» бросил якорь у Тендры.
В глубоких трюмах, в угольных ямах, в тайниках корабля шли горячие споры. Образовались две группы: унтер-офицер Вакуленчук спорил с минным квартирмейстером Матюшенко. У каждого были свои сторонники.
Матюшенко называл себя социал-демократом, но в партию не вступал. После 9 января Матюшенко примкнул к движению искренне, убеждённо и горячо.
Вакуленчук был в курсе всех планов «Централки». Он возражал против немедленного восстания, он настаивал на соединении с эскадрой. Он видел дальше, чем Матюшенко, который хотел, чтобы «Потёмкин» во что бы то ни стало выступил первым.
— «Потёмкин» — самый сильный корабль, он и должен первым начать. Остальные корабли присоединятся, когда узнают, что мы восстали, — кричал на сходках Матюшенко.
Он называл Вакуленчука трусом. Революционный порыв увлекал его. Он подчинился приказу «Централки» — не предпринимать ничего до прихода на Тендру всей эскадры, но не прекращал агитации. Он ждал случая. Его популярность среди команды быстро росла.
До матросов доходили отголоски споров между Вакуленчуком и Матюшенко. Говорили, что Матюшенко — сторонник восстания, а Вакуленчук — противник. Всё вдруг перепуталось. Матюшенко немного побаивались, Вакуленчука знали как партийца. Когда матросы «Потёмкина» говорили о восстании, они произносили имя Вакуленчука. И расходились при приближении Матюшенко. И вдруг всё перевернулось: Матюшенко — за восстание, Вакуленчук — против.
Волновалось и начальство.
Командование «Потёмкина» не знало толком, в чём дело, но чувствовало: что-то готовится. Не знало, где происходят собрания, но знало, что они происходят. Не знало, кто ведёт за собой матросов, но знало, что у матросов есть свои вожаки.
В ход был пущен излюбленный метод — провокация.
Наказания стали сыпаться, как из рога изобилия.
Командир «Потёмкина» Голиков издавна славился придирчивостью. Теперь он превзошёл самого себя. Матросу нельзя было попасться ему на глаза, чтобы не получить дисциплинарное взыскание. Муштра была удвоена. Матросов лишили послеобеденного отдыха. Стояли невыносимо жаркие дни, но людей подымали с рассветом и муштровали до вечера.
13 июня вечером к кораблю подошёл миноносец № 267. Он ходил в Одессу за провизией. Стали выгружать на корабль мясо, хлеб, крупу, картошку, овощи. Мясо сильно пахло. Его повесили на крючках на спардеке[17].
Матросы миноносца сообщили: в Одессе порт бастует, в городе баррикады.
Слух об этом быстро разнёсся по кораблю.
В эту ночь спорили и говорили не только на тайных сходках. О восстании говорили всюду, где собирались хотя бы двое матросов. Люди потеряли сон.
Матюшенко усилил агитацию. Всю ночь бегал по матросским кубрикам. «Теперь или никогда», — говорил он. Матюшенко агитировал за то, чтобы команда выбросила за борт протухшее мясо и предъявила начальству требование об улучшении пищи. Он хорошо понимал, что в накалившейся и нервной обстановке «Потёмкина» это приведёт к немедленному восстанию.
Вакуленчук требовал выдержки:
— Надо подождать эскадру. Ждать осталось недолго — всего несколько дней.
Поздно ночью пришли к соглашению. Обе группы пошли на уступки: команда выразит молчаливый протест; она откажется от обеда, но не предъявит никаких требований.
14-го утром команде стало известно, что мясо, привезённое вчера, полно червей.
Ходили на спардек смотреть на подвешенное там тухлое, вонючее, червивое мясо. Собирались кучками, громко негодовали.
Боцман доложил начальству: команда недовольна, волнуется...
Офицеры не терпели ни малейшего проявления чувства человеческого достоинства. Естественное возмущение они восприняли как бунт. Признать мясо негодным — значило, по их мнению, потерять престиж.
Начальство любит соблюдать форму. Судовой врач Смирнов исследует мясо и признаёт его вполне съедобным. Командир даёт распоряжение кокам готовить из этого мяса борщ.
Свистит дудка, созывающая на обед.
Матросы молча садятся за стол. Жуют хлеб и запивают водой. Никто не идёт за борщом. Смеются: сами посадили себя на карцерный рацион.
Это была забастовка, в которой люди отстаивали своё право не есть то, что им не нравится.
17
Спардек — площадка над батарейной палубой; на ней находятся открытые капитанские мостики, боевая рубка, помещение беспроволочного телеграфа