Совсем иначе умер лейтенант Тон, которого Задорожный привёл на бак. Инженер-механик Коваленко, впоследствии присоединившийся к восставшим, рассказывал об одном разговоре с лейтенантом Тоном. «Будь на то моя власть, — сказал как-то лейтенант инженеру Коваленко, — я бы установил для всех бунтовщиков одну меру наказания: виселицу. В России хватит леса, чтобы воздвигнуть миллион, другой этих нехитрых сооружений».
— Долой погоны! — обратился к Тону Матюшенко, когда Задорожный привёл лейтенанта на бак.
— Не ты мне дал их, не ты их снимешь, — крикнул Тон и, выхватив из кармана револьвер, выстрелил в Матюшенко.
Матрос Заулошнев успел ударом ружья отвести руку Тона. Ответным выстрелом Матюшенко убил лейтенанта.
В это время стал странно маневрировать миноносец № 267. Его командир, лейтенант Клодт, пытался сняться с якоря.
В нервной атмосфере восстания движения миноносца были восприняты как подготовка к минной атаке против броненосца.
— Расстрелять миноносец! Огонь по миноносцу! Комендоры, огонь! — раздались крики.
Прозвучала боевая тревога. Комендоры наводили свои ПУШКИ на миноносец. На корме его появился сигнальщик. «Команда миноносца, — семафорил он, — присоединяется к восстанию, офицеры арестованы, присылайте за ними караул».
Через несколько минут катер доставил на броненосец офицеров миноносца. Лейтенант Клодт без малейшего сопротивления сдал оружие и позволил сорвать с себя погоны.
На броненосце матросы продолжали разыскивать офицеров. Нелёгкое это было дело. Они забились во все щели корабля. Их вылавливали и приводили на бак. Туда же доставил Денисенко арестованных им офицеров-механиков.
Откуда-то приволокли священника. Доктора Смирнова, того самого, который утром признал мясо превосходным, нашли где-то в трюме. Вернее, его тело. Он покончил с собой выстрелом из револьвера.
Всех арестованных офицеров отвели в офицерскую кают-компанию. У дверей стояли часовые с примкнутыми штыками.
В корабельном лазарете умирал Вакуленчук. Он был без сознания. Возле него хлопотали два судовых фельдшера. Они подносили подушки с кислородом. Вакуленчук дышал громко и прерывисто. Его большое тело точно вдавилось в постель. В углу каюты тихо шептались Матюшенко и матрос Кулик. Подошёл старший фельдшер:
— Ещё час протянет. Кулик глотнул воздух.
— Где пуля? — спросил Матюшенко.
Они говорили шепотом, боясь разбудить Вакуленчука.
— Без рентгена её не отыщешь... Видать, где-то возле лёгких. Да всё равно не достать, — безнадёжно махнув рукой, прибавил фельдшер. — Зови экипаж прощаться...
Матюшенко бесшумно вышел из каюты.
Где-то пробили склянки[24].
— Вакуленчук умирает, — сказал палубный матрос. Он чистил шваброй палубу, смывая кровь. Быть может, кровь Вакуленчука.
— Вакуленчук умирает, — повторил матрос, стоявший на вахте.
«Вакуленчук умирает», — эхом пронеслось по кораблю. Матросы бесшумно входили и молча выстраивались у койки умирающего. Те, кому не хватило места в лазарете, молча строились на шканцах. Их становилось всё больше.
Семьсот человек застыли в ожидании. Смолкли склянки. Теперь на корабле была полная тишина.
Вакуленчук по-прежнему лежал без сознания. У его изголовья сидел старший фельдшер. Он щупал пульс. Его помощник придерживал рукой маленькую подушку с кис-лородом.
Вдруг Вакуленчук открыл глаза... Попытался поднять руку, она бессильно упала на койку. Его губы беззвучно что-то шептали.
Матюшенко наклонился к нему.
— Что на корабле? — спросил умирающий. Теперь его слышали уже все.
— У нас — свобода, — ответил Матюшенко.
Вакуленчук посмотрел на товарищей. Хотел что-то сказать, но у него не хватило сил. Повернул голову к стене. Матюшенко бросился к иллюминатору, отдёрнул шёлковую занавеску. Вместе с ветром в каюту ворвались лучи заходящего солнца. Вакуленчук увидел синевато-багровые волны. Собрав последние силы, он приподнялся. Смотрел долго, точно вбирал глазами далёкий морской простор. Потом, повернувшись к товарищам, громко сказал:
— Свобода, говорите?
Его лицо озарилось широкой улыбкой. И тотчас такая же улыбка побежала по лицам людей... И не успела она ещё добежать до последних рядов стоявших в строю матросов, как запрокинувшаяся голова Вакуленчука тяжело упала на подушку.