Энрике вдруг захотелось показать мальчику другие предметы, просто, чтобы увидеть его реакцию.
– А хочешь взглянуть на канопы[15]? В них хранили внутренние органы египетских фараонов! – Мальчуган едва не задохнулся от восхищения.
Ух ты.
– Подожди, я…
Но было поздно. Мальчуган понесся прочь по коридору, скрывшись за дверью. Энрике пытался не обращать внимания на острую боль обиды, отвернувшись от входа в галерею. Он подумал, что больше не увидит этого мальчика, но пару минут спустя до него донесся топот множества ног. Он медленно обернулся, увидев в дверях, по меньшей мере, дюжину детей, уставившихся на него. А впереди стоял взволнованный, запыхавшийся белокурый мальчуган.
– Мы хотим увидеть канпропы!
– Канопы, – машинально поправил его Энрике.
Он взглянул на море сияющих, ждущих лиц. Даже его лучшие зрители никогда не выглядели столь очарованными.
– Генрих говорит, что в них хранили внутренние органы египетских фараонов, но это не может быть правдой, – сказала одна девочка, скрестив руки на груди. Она немного помолчала. – …Или может?
Энрике медленно приблизился к канопе, слегка прикоснувшись к ней.
– Генрих прав. Наша история начинается около пяти тысячелетий назад…
Вскоре Энрике обнаружил, что дети жутко ненасытны.
Когда он рассказал им о религиозном значении канопы, они тут же пожелали узнать об ужасных загробных мирах обитающих в них монстрах. Затем им захотелось узнать о богах и богинях разных земель, чьи имена они никогда не слышали. И каждое открытие они встречали, радостно хлопая в ладоши, демонстрируя неподдельное удивление. Его лекция ни на мгновение не наскучила им. И с каждым новым историческим фактом или новой историей Энрике представлял, как их воображение начинает двигаться в разных направлениях.
В конце концов, детское любопытство коснулось и его персоны.
– А что случилось с вашим ухом? – спросил один из детей.
Энрике коснулся льняной повязки, закрывавшей остатки уха. Рана больше не болела, и все же отсутствие уха по-прежнему заставало его врасплох.
– Я слышал, что он сражался с медведем, охранявшим сокровища, и так и потерял ухо…
– Это ложь! – воскликнул другой. – Медведи не охраняют сокровища. Вот драконы, да.
Энрике расхохотался. Дети засыпали его вопросами, и он едва успевал на них отвечать.
– Расскажите нам еще одну историю! – сказал один ребенок.
– А здесь есть мумии? Вы видели их?
– А можно мне посмотреть на мумию?
Едва только Энрике успокоил их, начав рассказ о египетском боге Озирисе, слегка сократив ее, потому что она не совсем подходила для детей такого возраста, как в галерею вошла темнокожая женщина в меховой накидке.
– Я нашла их!
За ней следовала целая вереница взрослых, выкрикивавших имена своих отпрысков.
О боже, подумал Энрике. И решил, что если эти родители разгневаются и потребуют назвать его имя, он представится как Северин Монтанье-Алари.
Один за другим родители уводили детей.
– Нет, я хочу остаться! – заявила одна девочка. – Мы слушали о мумиях!
Один мальчик в знак протеста уселся на пол.
– А вы расскажите нам еще что-нибудь завтра? – спросил один мальчик, прежде чем его уволокли родители.
Серьезный белокурый мальчуган попятился назад, пытаясь спрятаться за коробками. Его мать, высокая женщина с копной темных волос, рассмеялась, вытаскивая его оттуда.
– Дети, похоже, в восторге от вас, – сказала она. – Надеюсь, они не слишком вас утомили.
– Они… они нисколько меня не утомили, – ответил Энрике.
Напротив, за последнее время это оказалось самое забавное происшествие в его жизни. Искреннее детское любопытство, словно огонь в печи, согрело его изнутри, и их рвение к знаниям возродило его желание вновь вернуться к своим исследованиям и по-новому взглянуть на них.
– Как вас зовут? – спросила женщина.
– Сев… я хотел сказать, Энрике, – ответил он. – Энрике Меркадо-Лопес.
– Что ж, я очень вам признательна за вашу столь обширную лекцию. У меня чувство, что вы произвели на сына огромное впечатление, и теперь я еще долго буду об этом слышать от него, – широко улыбаясь, произнесла женщина. – Генрих? Скажи этому замечательному профессору спасибо.
– О, я не профессор… – возразил Энрике, но, похоже, его никто не услышал.