Это было ее лицо.
Ее улыбка, избавившаяся от груза смерти… ее смех, сделавшийся беззаботным, первый смех, за которым последует бесконечная череда радости. Северин так отчаянно хотел это увидеть, что готов был броситься вперед в то же мгновение, но не хотел опережать ее.
Это был и ее путь тоже.
И хотя Северин чувствовал, как невероятная сила бурлила в его крови, он также понимал, что только ради нее остальные согласились дать ему второй шанс, и потому выжидал. Стоявший рядом с ним Энрике склонил голову, словно в молитве. Зофья стиснула ладони, и даже привычная дерзкая улыбка Гипноса сделалась задумчивой.
Северин увидел, как Лайла подняла глаза к небу. А затем подняла вверх ладони и закрыла глаза. Медленно наклонившись, она прикоснулась к земле, а затем ко лбу.
Как-то раз Северин стал свидетелем, как Лайла занималась бхаратнатьям[13] в Эдеме. Она больше всего любила танцевать по утрам и часто пользовалась номерами, примыкавшими к его кабинету. Иногда он прекращал работу, чтобы послушать мелодичный звон ее ножных браслетов. Каждый раз, когда он заставал ее перед началом танца, то замечал, как она касалась пальцами пола и сжимала ладони в молитве.
Как-то раз Северин стоял, прислонившись к притолоке, наблюдая за ней.
– Зачем ты это делаешь? – Он изобразил ее движения, и Лайла вскинула бровь.
– Ты имеешь в виду намаскара, – сказала она. – Это что-то вроде молитвы и обращения к богине земли с просьбой разрешить танец.
Он нахмурился.
– Это всего лишь танец. Он прекрасен, но явно не опасен, чтобы ради этого спрашивать разрешения у богини.
Северин навсегда запомнил ее улыбку. Безмятежную и одновременно пугающую. Он вспоминал, как солнечный свет, проникавший сквозь витражное стекло, подсвечивал ее силуэт и делал ее красоту неземной.
– Ты знаешь, как гибнет мир? – ласково спросила она.
– Думаю, в огне и сере?
– Нет, – с улыбкой ответила она. – Он гибнет в ужасающей красоте. Нашего Бога Разрушения также зовут Натараджа, Богом Танца. В его движениях вселенная исчезает и начинает возникать заново. Поэтому мы и должны спрашивать разрешения на прекрасные вещи, ведь в них сокрыта великая опасность.
Лайла медленно направилась к нему. Ее ножные браслеты нежно позвякивали. Ее длинные волосы рассыпались по спине.
– Ты не ощущаешь эту опасность, Северин? – И он ощущал.
Но не разрушения вселенной он испугался, когда Лайла резко отвернулась от него и начала танец.
Северина завораживали ее движения. Просила ли она у земли разрешения на красоту или же прощения за разрушение? Он не знал, как задать ей вопрос. Когда Лайла закончила, он обернулся к остальным.
– Мы знаем, что ландшафт сильно изменился, поэтому стоит особенно внимательно осмотреть все развалины, – сказал он. – Нам потребуется осмотреть множество темных уголков.
Зофья подняла руку.
– Я могу освещать дорогу.
– Я пойду с ней, – вызвался Энрике.
– У нее ведь вся взрывчатка с собой? – спросил Гипнос. – Тогда я тоже с ней пойду.
Северин закатил глаза.
– Тогда я пойду следом за вами. Бюст сирены находится на расстоянии около километра отсюда, если судить по карте.
Он думал, что Лайла пойдет впереди, но ошибся. Она опередила его всего на пару шагов, так, что он не мог дотянуться до нее. Она то и дело останавливалась, разглядывая унылую растительность. Вероятно, ее мучило беспокойство. Тревога. Ему хотелось бы успокоить ее, но что, если все, что он скажет, она воспримет как ненужную трату ее времени? Она может посчитать его бесчувственным, а что еще хуже – что он так и остался законченным эгоистом.
Он ощущал в нагрудном кармане края Сотворенной стеклянной огненной лилии. Не следовало ему брать ее. И как он сможет подарить ее Лайле? Вот, возьми этот невероятно хрупкий цветок и, пожалуйста, не воспринимай этот подарок, как метафору наших отношений.
Лучше разбить этот цветок.
Он снова и снова обдумывал это, как вдруг Лайла заговорила.
– Как жаль, что сейчас не весна, – сказала она.
Северин резко поднял голову. Он слегка ускорил шаг и тут же догнал ее.
– Почему? – спросил он.
– Из-за полевых цветов, – сказала Лайла и слегка усмехнулась. – Мне надо было почаще смотреть на них прошлой весной.
Ей хотелось цветов. Как странно, что, несмотря на то что он не мог дать ей ничего другого, он мог порадовать ее хотя бы этим. Он медленно вытащил лилию из кармана и протянул ей.